Был там один старик, старый хасид, который удостоился, что ребе из Цанза надел на него тфилин в день его бармицвы, и он хранил эти тфилин и не давал никому до них дотронуться. Сказал мне тот старик: «Слышал я про тебя, что ты изготавливаешь вино. Если ты принесешь мне вина на стакан благословения, я дам тебе завтра развязать мои тфилин». Как только услышал я это, сорвался с места и принес кувшин вина. Произнес старик благословение «…Который добр и творит добро…», выпил вино и сказал, что достойно вино такого благословения. И не переставал хвалить его, пока не назвал его вином, воскрешающим мертвых, каждая капля которого подобна росе возрождения. И другие хасиды тоже не поскупились на похвалы вину. И я не потерпел урон ни в материальном смысле и ни в духовном. В духовном?.. Позволил мне старик развязать тфилин, а когда я стоял и развязывал его тфилин, увидел я, что он задремал, так как был очень стар и опьянел от вина. Взял я тфилин и возложил их на себя, те самые тфилин, что ребе из Цанза держал в руках. Это — то, что относится к духовности.

В материальном смысле — каким образом? С этой ночи получило известность мое вино, и многие стали приходить, чтобы купить вино у меня. И тут я поступил, как барон Ротшильд в свое время. Как? Когда начал барон Ротшильд свою деятельность на благо Эрец Исраэль, сказали ему: столько-то и столько-то евреев в мире, столько-то и столько-то суббот и праздников в году, и нет еврея, который бы не произносил благословение над бокалом вина в субботу и провожая субботу, не говоря уже о четырех пасхальных бокалах. Насадил барон виноградники и высек в скалах два больших винных погреба, один в Ришон ле-Ционе и один в Зихрон-Яакове, и стал изготавливать вино. Так и я. Столько-то и столько-то есть у меня родственников и т. п. И, слава Богу, поставил я хорошо свое дело с производством вин, может быть, лучше, чем Ротшильд. Ведь у Ротшильда есть расходы и нет доходов, а у меня… — каждый из моих родственников присылает ко мне покупателя, как личный свой подарок.

Собрал я немного денег и стал задумываться: надо ли мне оставаться в Цфате? Был у меня родственник в Галиции, виноторговец. Собрался я и поехал к нему. Не особенно обрадовался мне мой родственник, однако предоставил мне кров и стол. Жил я у своего родственника и приглядывался к его коммерции. Увидел мой родич, что выходец из Цфата этот не лодырь и даже разбирается в винах, ввел меня в свое дело и стал советоваться со мной. Потом — не делал уже ничего без моего согласия. Потом — дал мне свою дочь в жены и взял меня в компаньоны. И оба мы не пожалели об этом. И то, что я из Эрец Исраэль, помогло мне, так как большинство раввинов начало покупать у меня вино. А они, да продлятся их дни, понимают, что такое хорошее вино. Говорят, что каждый еврей разбирается в винах, ведь два раза, когда человек из народа Израилева пьет — один раз во время обрезания и один раз на своей свадьбе, не забываются. Но праведники и на самом деле понимают в вине. Если хочешь — то мы это знаем из тайной Торы, как написано в «Зогар»[106]«…и ели, и пили, и созерцали Господа…». Если хочешь — это просто следует из того, что каждый хасид ставит на стол своего ребе бутылку вина, и потому праведники великолепно разбираются в винах.

Итак, жил я в Галиции, и дела мои шли хорошо. Прошли годы, и покинул мой тесть этот мир, и весь его бизнес перешел ко мне. Ввел я несколько новшеств. И раз в три года приезжал в Эрец Исраэль, чтобы исполнить заповедь почитания отца, и проводил здесь несколько месяцев, и изготавливал вино из винограда братьев наших, крестьян из мошавот. А для ребе из Бельза, чтоб он был здоров, я делал вино из винограда, купленного у арабов, чтобы не было опасений в нарушении заповедей седьмого года, отделения десятины и запрета на плоды дерева до третьего года[107]. Кроме того, привозил я плоды из Эрец Исраэль. Однажды поднес я из них приношение одному праведнику в праздник пятнадцатого швата, поцеловал праведник каждый плод, а мне оказал честь, не заслуженную мной, из преклонения перед Эрец Исраэль.

Со временем начал я пренебрегать своим делом. Этому есть много причин, но главное — жаждал я укорениться в Эрец Исраэль; всякий раз, когда я был в Эрец Исраэль, тяжело было мне уезжать; а когда уезжал, хотел тотчас же возвратиться. Но что делать человеку в Эрец Исраэль? Ведь он нуждается в заработке. А здесь товар этот, вино из Эрец Исраэль, не раскупается. Нет у него рынка сбыта ни в Эрец, ни за пределами Эрец. Есть порты за границей, где ты увидишь бочки с вином из Эрец Исраэль, стоящие там годами, и никто не желает его покупать. Как-то раз попал я в Краков, увидел там бочки, валяющиеся в таможне, часть из них — пустые, часть — разбитые, из других — вытекает вино; с таким пренебрежением относились там к винам из Эрец Исраэль.

Короче, стал я думать только о возвращении в Эрец Исраэль. А дело мое, дружище, дело — было большое. Один подвал был у меня площадью в шестьсот квадратных метров, то есть больше половины дунама. А другой подвал был у меня в таможне, временный склад, чтобы не платить дважды таможенный налог. Но ради Эрец Исраэль оставил я мои вина и начал присматриваться к другому делу, которое даст возможность заработка в Эрец Исраэль. Заметил я, что пиво — дорогое. Бутылка в три четверти литра стоит от десяти до пятнадцати грошей. И даже самое простое пиво стоит шесть грошей, потому что нет там пивоваренных заводов. Сказал я себе: построю в Эрец Исраэль пивоваренный завод. Но ведь нет здесь хмеля. Так я могу доставить его из-за границы в Эрец и даже выращивать его здесь. В Эрец Исраэль можно выращивать все на свете.

Оставил я свое дело и отправился в Укошту, чтобы изучать там пивоварение, так как Укошта — это место пива. Три сорта пива варят там: простое, среднее и высшего качества. Это превосходное пиво называется «бок», а «бок» это козел, так как варят это пиво перед их Новым годом, временем спаривания козлов. И как его название, так и оно само, оно придает силу тому, кто его пьет, потому что козел отличается силой. И двести тысяч литров производят там из года в год, кроме солода, эссенции солода и разных сластей. И вагонетки катятся в глубину подвала и выкатываются из подвала, и специальные фабрики есть там для изготовления бочек и бутылок. Провел я там два года и отправился в Пльзень. Пробыл там три месяца и отправился в Прагу. Пробыл там четыре недели и отправился в Нанси. Короче, не оставил ни одного места, славящегося хорошим пивом, чтобы не побывать там. И в каждом из этих мест встречали меня доброжелательно, ибо народы мира почитают Эрец Исраэль. Вдобавок к этому господа, которым я продавал вино, рекомендовали меня в качестве честного и прямого человека, а также крупные коммерсанты, мои коллеги, говорили обо мне хорошее. Понравился я господам, владельцам фабрик, и они открыли мне секреты, которые не открывают никому, кроме своих сыновей. Знали они, что я не собираюсь быть им конкурентом, что хочу наладить немного пивоварения в Палестине — и что за дело им, если я сварю хорошее пиво. Стал я специалистом в этом ремесле и вернулся в Эрец Исраэль. Как только возвратился я, увидел, что тут ничего невозможно сделать. На самом деле известно было мне еще до приезда, что страна эта пустынна и негде тут развернуться деловому человеку, но из-за своего страстного желания сказал я себе, что авось и может быть… Сделал я все, что было в моих силах, и не вышло у меня ничего. И вынужден был я уезжать из Эрец. Поднялся в Иерусалим помолиться у Западной стены. Пришло известие, что мой отец «приказал долго жить», вот я и сижу семь дней в трауре.