Лонгстафф пришел в такое возбуждение от только что зародившейся мысли, что вскочил с койки и станцевал джигу. Облегчившись в ночную вазу, он вернулся в главную каюту и сел за рабочий стол, чувствуя, как колотится сердце. Теперь ты знаешь способ, как положить конец этому британо-китайскому кошмару, заключенному в шаткости сложившегося баланса чай – серебро – опиум. Ты знаешь, говорил он себе, потрясенный и изумленный простотой и гениальностью той идеи, которую подсказала ему прощальная шутка Струана.

– О Боже мой, Дирк, – произнес он вслух, фыркнув от смеха, – если бы ты только знал. Ты своими руками перерубил сук, на котором сидишь вместе со всеми китайскими торговцами. Подарив Британии славу, а мне – бессмертие!

Да, именно так. Однако тебе лучше держать язык за зубами, предостерег он себя. У стен есть уши.

Идея была удивительно проста: уничтожить монополию Китая на чай. Купить, выпросить или украсть – разумеется, под большим секретом – семена чайного куста. Тайком перевезти их в Индию. Там можно найти десятки районов, где чай будет прекрасно расти. Десятки. И еще при моей жизни у нас появятся богатейшие плантации – мы станем выращивать собственный чай на своей земле. Обеспечив себя чаем, мы больше не будем нуждаться ни в серебре, ни в опиуме, чтобы расплатиться за него с китайцами. Прибыль от торговли индийским чаем быстро уравняется, а потом превысит и вдвое, и втрое прибыль от продажи индийского опиума, так что тут мы ничего не теряем. Мы будем выращивать лучший чай в мире и продавать его всему миру. Короне от этого прямая выгода, ибо доходы от чая возрастут фантастически: ведь мы, вне всякого сомнения, будем выращивать его и дешевле, и лучше – британский подход, сметка и все такое! – а цена у нашего чая будет ниже, чем у китайских сортов. И, кроме того, мы поднимем свой моральный престиж в глазах всего мира, положив конец торговле опиумом. Проклятые контрабандисты окажутся не у дел, ибо, лишив их этого чертова зелья, какой пользы можно от них ожидать. Поэтому опиум мы сможем объявить вне закона. Индия от этого выигрывает невероятно. Китай тоже выигрывает, потому что прекратится контрабандный ввоз опиума, а свой чай китайцы и так прекрасно потребляют.

А ты, Уильям Лонгстафф, – единственный человек, который в состоянии осуществить этот план, – ты удостоишься великих почестей. При самом скромном везении – герцогский титул, предложенный благодарным парламентом, ибо ты, и только ты разрешишь неразрешимое. Но кому я могу доверять настолько, чтобы поручить достать семена чая? И как уговорить китайцев продать их? Они, разумеется, сразу же догадаются о последствиях. И кому доверить перевозку семян? Ни к одному торговцу обратиться нельзя – стоит им только заподозрить что-нибудь подобное, как они тут же мне все испортят! И как теперь привлечь на свою сторону вице-короля Индии, чтобы он не присвоил себе всю заслугу в этом деле?

Глава 19

Когда два соперника и их секунданты поднялись на ринг, устроенный рядом с флагштоком на Глессинг-Пойнт, вся огромная толпа зрителей замолчала, затаив дыхание.

Оба бойца были шести футов ростом – огромные парни немногим старше двадцати лет, с суровыми лицами. Голова у каждого была гладко выбрита, чтобы противники не смогли схватить друг друга за волосы. И когда они сняли свои грубые рубахи, все увидели одинаково могучие торсы с буграми стальных мускулов и на спинах у обоих старые шрамы, оставленные плеткой-девятихвосткой. Противники были достойны друг друга, и каждый понимал, что ставка высока. Адмирал и генерал лично проследили за отбором бойцов и предупредили их, что ждут только победы. Честь всей армии и всего флота легла на их плечи и вместе с ней все сбережения их товарищей. Победитель мог рассчитывать на завидное будущее. У побежденного будущего не окажется вообще.

Хенри Харди Хиббс пролез под единственным канатом и встал в центре ринга, где мелом был отмечен квадратный ярд.

– Ваше превосходительство, ваше высочество, милорды и ваши милости, – начал он. – Бой до победы. В этом углу – боцман Джем Грам от Королевского флота…

Раздались гром приветственных криков из толпы моряков с восточной стороны ринга и свист и улюлюканье из плотных рядов английских и индийских солдат с западной. Лонгстафф, великий князь, адмирал и генерал сидели в креслах на почетных местах у северной стороны, их окружал караул отборных морских пехотинцев, застывших с бесстрастными лицами. За спиной великого князя стояли два его телохранителя в ливреях, вооруженные и настороженно посматривающие по сторонам. Струан, Брок, Купер, Тиллман, Робб, Горт и все тайпаны сидели у южной стороны ринга. Позади них теснились торговцы рангом пониже, а также морские и армейские офицеры – все они энергично работали локтями, чтобы пробиться поближе. А поодаль с каждой минутой росла толпа китайцев, высыпавших на берег из лачуг Тайпиншаня: они весело переговаривались между собой, смеялись и ждали.

– А в этом углу – представляющий армию ее величества сержант Билл Тинкер…

И вновь голос его потонул в буре криков. Хиббс воздел руки, и его грязный сюртук отделился от шарообразного брюшка. Когда подбадривания и насмешки стихли, он выкрикнул:

– Лондонские правила для призовых схваток: каждый раунд кончается с падением одного из участников; перерыв между раундами тридцать секунд, и после гонга дается еще восемь секунд на то, чтобы боец вышел к черте и встал у нее; удары ногами, головой и ниже пояса запрещаются, а также тычки пальцем в глаз. Тот, кто не выйдет из своего угла или чьи секунданты выбросят полотенце, считается побежденным.

Он с важным видом сделал знак секундантам, которые осмотрели кулаки соперников, чтобы убедиться, что они смазаны соком грецкого ореха, как то полагалось, и в них не спрятан камень, а потом проверили, чтобы на подошвах их бойцовских ботинок было не больше трех положенных шипов.

– А теперь пожмите руки, и да победит сильнейший!

Боксеры вышли в центр ринга. Их плечи подрагивали от едва сдерживаемого нетерпения, брюшные мышцы напряглись и стали твердыми, как камень, ноздри раздувались: в нос каждому ударил тяжелый, кислый запах пота соперника.

Они встали на линию и коснулись рук друг друга. Затем сжали гранитные кулаки и замерли в напряженном ожидании, все их рефлексы обострились до предела.

Хиббс и секунданты нырнули под канат и оставили ринг.

– Ваше высочество? – сказал Лонгстафф, предоставляя честь Сергееву.

Великий князь встал с кресла и подошел к корабельному колоколу, установленному рядом с рингом. Он сильно ударил в него, и режущий уши звон прокатился по пляжу.

Едва лишь раздался звук колокола, боксеры на ринге заработали кулаками. Их ноги – носки строго на линии – словно вросли в землю, похожие на корни могучих дубов. Костяшки кулака Грама врезались в лицо Тинкера, оставив за собой кровавый рубец, а кулак Тинкера яростно влип в живот Грама. Они беспрерывно молотили друг друга, подстегиваемые ревом голосов, а также собственной злобой и ненавистью. Их бой был лишен всякого искусства, ни один даже не пытался уклониться от ударов.