В подавляющем большинстве случаев отозванные на родину из-за рубежа люди и здесь неожиданно арестованные, были казнены. Немало честнейших людей, преданных делу и достигших серьёзных успехов за кордоном, как только начинали чувствовать, что не исключен их отзыв, а стало быть, и арест, исчезали. Из страха за жизнь. Естественно, это не означает, что все они должны были оставаться вне подозрений! Нет! Но прежде чем заподозрить, необходимо убедиться.

Судоплатов, конечно, сочувствовал пострадавшим, тем более, что сам чудом избежал их участи.

Берия уловил настороженность замначальника Первого управления, но внешне этого не показал. Только повторил: необходимо срочно представить список отбывающих наказание сотрудников бывшей Особой группы, работавших под началом Серебрянского.

Большие напольные часы, стоявшие на противоположной от письменного стола стороне, у самого выхода из кабинета, глухо напоминали о времени. За высокими окнами, где-то далеко за Манежем и Библиотекой имени Ленина, багровел восход.

Чувствуя облегчение и прилив новых сил, Судоплатов поднимался к себе на седьмой этаж. Сомнения раздирали душу: сколько людей осталось в живых, скольких удастся спасти? И удастся ли?

В этом он не был уверен. Во всяком случае, торопился подготовить требуемый список Многих знал лично, с некоторыми не один год соприкасался по работе в наркомате или за рубежом. И, естественно, никто не подвёл. Ни в малом, ни в большом. Но сказать об этом наркому не рискнул. Осмотрительность и осторожность были заложены в нём, как своеобразный ограничитель. Благодаря такому сдерживающему центру ему удавалось лавировать.

Ещё когда Судоплатов узнал об арестах работников Особой группы, ему хотелось заступиться за некоторых из них. Но как ни мучила совесть, как ни обязывали долг и просто человечность, понимал, что делать это бессмысленно и опасно. Малейшая попытка даже осведомиться о ходе следствия, обмолвиться добрым словом в отношении кого-либо из них, не только не помогли бы, но могли привести к противоположным результатам.

Судоплатов понял: не начнись успешные для нацистов военные действия, вряд ли генсек вспомнил бы о бывшем эсере. О его былых достижениях.

В ту же ночь Серебрянский был освобождён.

Его жену Полину Натановну в срочном порядке доставили на квартиру, сорвали с дверей сургучные печати…

Это было в начале августа 1941-го.

У Серебрянского возобновились насыщенные рабочие дни и ночи. И всё же время от времени возникал один и тот же вопрос: «Надолго ли?» Вспоминал портившую настроение поговорку: «У нас всё ещё может быть, ибо всё уже бывало».

В 1938 году, ещё до ареста Серебрянского, Судоплатов вернулся из длительной и весьма ответственной командировки и отчитывался о своей работе за рубежом перед комиссией, состоявшей из двух высокопоставленных работников ЦК ВКП(б) и начальника одного из отделов Управления.

Судоплатов, внедрённый в своё время в среду украинских националистов за рубежом, завоевал у них и их высшего руководства немалый авторитет и доверие, был послан ими на учёбу в Мюнхен в специально образованном по указанию Гитлера университете для наиболее серьёзных, одарённых и перспективных выходцев из других стран и организаций, разделявших нацистскую идеологию и практику. Эти доверие и авторитет, установленные им полезные связи, опыт вращения во вражеском окружении позволили ему настолько сблизиться с верхушкой руководства, что впоследствии помогли выполнить данное непосредственно Сталиным поручение, связанное с огромным риском: ликвидировать вождя ОУН Коновальца, в ту пору столь сильного и влиятельного, что ему был оказан радушный приём самим фюрером Третьего рейха.

И всё же у членов высокопоставленной комиссии ЦК к Судоплатову было немало неприятных вопросов. А учитывая то время, произвольность и непредсказуемость заключений, любой отчёт мог вмиг закончиться потерей головы. И то, что Серебрянский активно поддержал тогда Судоплатова, тот не мог не оценить по достоинству.

– Не будем касаться прошлого, Яков Исаакович, – тихо сказал Судоплатов. – Нам надо сейчас думать о другом – как поправить положение, как выполнить задачи, сегодня стоящие перед нами. Надо постараться прежде всего восстановить старые агентурные связи и сделать это в максимально сжатые сроки. Война ведь идет…

Серебрянский согласно кивнул:

– Уж если немцам удаётся сбросить бомбу в двух шагах от ЦК и нашего наркомата… На углу Кирова и Мархлевского, в десяти шагах от моей квартиры, бомбами разрушен пятиэтажный жилой дом! Людей жалко, – грустно заметил Судоплатов и, чтобы изменить тему, сказал: – Кстати, наш нарком товарищ Берия передал вам привет и сказал, что вами интересовался товарищ Сталин.

Серебрянский сухо произнёс в ответ «спасибо» и больше ничего не прибавил. Он помнил, как во время награждения орденом Ленина Сталин назвал его просто Яшей.

Серебрянский молча смотрел на Судоплатова, подписывавшего какой-то неотложный документ, и о чём-то думал. Но как только тот отложил ручку и поднял голову, Серебрянский тут же обратился к делу, занимавшему их в данный момент. Вернувшись к полученной информации о разработке немцами нового оружия, он заметил, что ограничиваться только наблюдением за задействованными нацистами предприятиями по реализации новых научных разработок недостаточно.

Судоплатов не стал возражать, но посчитал целесообразным предварительно провести ряд важных и необходимых действий.

Серебрянский слушал внимательно и ни разу не перебил его ни вопросом, ни репликой. Эта черта вообще была ему присуща.

Судоплатов сказал, что для начала нужно установить такие объекты, а когда поступят сведения об их местонахождении, характере производства, можно будет ставить и соответствующие задачи. Затем добавил:

– Необходимо заняться комплектацией не одной, а нескольких групп, которые могли бы осесть во вражеском тылу, приспособиться к существующим там условиям и создать своеобразную перевалочную базу, куда смогли бы прибывать наши люди с соответствующим профессиональным знанием. Далее уточним и всё остальное, вытекающее из главной задачи…

Настроение Баштакова было, мягко говоря, никудышным. В таком состоянии в подземелье, где находилось место для экзекуции осуждённых, наблюдая за появлением вдали коридора очередной партии жертв, Баштаков услышал прорезавший гробовую тишину ужасный плач или, скорее, рёв, точно человека резали пилой.

Едва цепочка в сопровождении конвойных приблизилась, оглушённый воплем Баштаков кивнул стоявшему рядом усатому капитану на ревевшего осуждённого. Тотчас же, не останавливая конвоированных, ревущий был выведен из цепочки и поставлен лицом к стене. Однако назвать свою фамилию тот не мог из-за душивших его спазмов вперемежку со слезами.

Остальные осуждённые удалялись к месту экзекуции, машинально передвигая ноги, тяжело вздыхали, мысленно прощаясь с близкими, с незадавшейся жизнью. Впрочем, не все были в состоянии думать о чём-то сущем. Кто-то старался держаться, кто-то шёл, понурив голову, кто-то тупо смотрел в спину идущему впереди с заломленными назад руками, кто-то пытался из последних сил выпрямиться. Бывало и так, что завершая жизненный путь, осуждённый неожиданно, срывающимся голосом выкрикивал: «Родному товарищу Сталину, любимому вождю мирового пролетариата, слава!»