– Я рада, что всё в порядке, – прилетело в ответ сообщение.

Хотя  это были уже привычно короткие строчки,  у Марка на душе стало тяжело.

Во время ужина Сания украдкой посматривала на отца и каждый раз на её глаза наворачивались слёзы. И тогда пряча заблестевшие глаза, она опускала голову, делая вид, что сосредоточена на еде. А она у него как всегда получилась восхитительной. Есть люди, имеющие талант к готовке от природы, они тонко чувствуют вкус и способны из простой жареной картошки сотворить чудо. Её отец относился именно к таким. У него Сания научилась кашеварить и познала некоторые тонкости хорошей кухни. Вот и сейчас они ели вроде бы обычные грибы в сметане и отварной картофель, но в этой простой еде всё было в меру и как надо. Картошечка получилась рассыпчатой, сахарной, исходила ароматом свежего укропа и сливочного масла, опята слегка подрумяненные, не потерявшие форму и свой неповторимый вкус так и просились, чтобы их съели. Пока отец готовил, Сания, глотая голодную слюну, переживала, что не сможет ничего проглотить, но как только еда оказалась на столе и она положила в рот первый кусочек, всё пошло, как по маслу. Сания ела медленно, не торопясь, хорошо пережёвывая, боясь спазма в горле, но всё обошлось.

За полгода, что они созванивались, но не виделись, отец сильно изменился: похудел, постарел, немного сгорбился, стал уже в плечах и ниже ростом. Кожа на лице отливала серым, землистым цветом, губы потеряли цвет, а глаза поблёкли. Он выглядел смертельно больным. Эта мысль сразу возникла в голове Сании, когда при встрече после приветствий он отстранился от неё. Её измученное переживаниями сердце заныло болезненно и тревожно. А ещё отец пах по-другому, этот новый, незнакомый запах она уловила во время объятия: сладковато-горький, больнично-лекарственный. Она едва сдержалась, не позволяя себе сразу наброситься на него с расспросами. Сания достала из сумочки блокнот и написала отцу о своей болезни. Он заморгал растерянно, его лицо жалобно скривилось. Пришлось срочно объяснять, что потеря голоса временная, скоро пройдёт, и в этом нет ничего страшного.

– Я знал, что получу сегодня известие. У меня с утра всё валилось из рук, – сообщил Степан Львович, занося сумку в детскую комнату. – Ты иди, умойся и переоденься с дороги, а я поставлю ужин в печь.

Сания удивилась.

– Ты до сих пор пользуешься печкой во дворе? – написала она на листке.

– Я и не переставал. Чего проще, кинул полешки, они прогорели немного, и ставь на угли хоть сковороду, хоть чугунок. Сама знаешь, пища на живом огне самая полезная и вкусная.

Конечно, она помнила это, до отъезда из Лесного сама предпочитала пользоваться дровяной печью, а не газовой. Под навесом, накрытым позеленевшим шифером, стояла небольшая русская печка, рядом с ней отец соорудил стол из дубовых досок и пару лавок. Когда-то они очень любили трапезничать на свежем воздухе.

Переодевшись в лёгкий ситцевый халатик, Сания прошла по дому. Время застыло здесь, всё оставалось так, как было при маме. Обои, которые она выбирала, скатерти, занавески и покрывала всё осталось прежним, но сильно обветшало. Обои давно выгорели и поблёкли, на месте прежних ярких букетиков незабудок, едва угадывались веточки и цветы. Тюль на окнах пожелтела, но оставалась целой. Покрывала от стирки давно утратили прежние оттенки и казались ветхими. Краска на деревянном полу, когда-то выкрашенном в глубокий синий цвет, осталась лишь под мебелью и возле неё, в остальных местах стёрлась. Удивительно, что ещё всё каким-то образом сохранялось в том виде, в каком было двадцать четыре года назад при маме. Сания вздохнула, по-хорошему обои нужно содрать и поклеить новые, старые вещи выкинуть и вместо них приобрести другие, но она была уверена: отец этого не позволит, да и у неё рука не поднималась это сделать. То, что ей виделось лёгким из Темрюка, здесь оказалось невозможным. Она посмотрела на фотографии, на стене гостиной, служившей ночью спальней родителям, и не удержалась от слёз.

«Мамочка, милая, как мне плохо сейчас. Я думала у меня счастливый брак, любящий, верный муж, но всё оказалось обманом. Он говорил мне о любви, а сам в это время, наверно, мысленно находился с другой женщиной. Я так старалась быть хорошей женой, хозяйкой и мамой, но всё зря, меня предал человек, которого я считала родным и близким. Я хочу знать, где ошиблась? В чём моя вина? Неужели я настолько нечуткая и слепая, что не увидела в нём перемен, не разобралась в чувствах Марка. Если ему было со мной плохо, почему он скрыл и не признался? Думала, мы доверяем друг другу и душевно близки, но так полагала лишь я. Выходит и счастливой была только я? Мне казалось, моя мечта встретить свою половинку исполнилась, но получается, это тоже ложь. Марк не считал меня своей половинкой, раз отправился искать другую женщину. Я уже знаю, как поступлю, но своим решением сделаю больно не только себе, но и детям. Но по-другому я не могу, не могу притворяться, что всё в порядке и спокойно жить дальше. Каждый должен платить за свои ошибки, я за своё доверие и слепоту тоже заплачу. Мамочка, приди во сне и посоветуй, как быть, поддержи меня».

– Доченька, ужин готов, – позвал Степан Львович. – Достань свои любимые тарелки из шкафчика и неси их сюда.

Сания быстро вытерла слёзы, умыла лицо холодной водой, причесала волосы. Достав с полки в посудном шкафу тарелки с рисунком веточек лаванды, вышла во двор.

После ужина они остались сидеть под навесом возле печи, попивая ароматный, настоянный на лесных ягодах и травах чай. День клонился к закату, от реки потянуло прохладным воздухом, завели свою извечную песнь звонкие цикады и менее мелодичные кузнечики.

Сания написала на листочке блокнота.

Папа, можно я сделаю в доме ремонт. Я приехала к тебе на всю неделю.

Степан Львович вздохнул.

– Думаешь, я сам не понимаю, что нельзя так держаться за прошлое. Но пойми меня, Ксюша касалась руками этих стен, покупала эти вещи, выбирала цвет краски, ходила по этому полу, я просто не в силах что-то изменить, это стало частью меня и моей памяти. – Увидев, что дочь закусила нижнюю губу в попытке удержать слёзы. – Он виновато улыбнулся. – Если уж так хочешь, можешь делать ремонт снаружи дома. А в комнатах