Они спрыгнули!…

— Будь оно проклято всё! — неизвестно к кому обращаясь, пробормотала Рокси, проталкиваясь сквозь белые халаты коллег к распахнутому окну. Промозглый ветер раздувал причёски женщин, капли дождя залетали в тёплое нутро здания почти горизонтально.

Рокси увидела их сверху и тут же подумала, что не имеет ни малейшего желания покидать здание через парадный вход. Она прикинула, что лучше останется на работе на трое суток, лишь бы там всё закончили и убрали. С высоты шестнадцатого этажа тела самоубийц казались крошечными цветастыми кляксами на полированном диорите крыльца. Вокруг клякс сгрудилась толпа, мигали автомобили, протискивались медики с носилками, а комковатая масса голов раскачивалась, как вспугнутый дымом осиный рой.

Много позднее Рокси будет вспоминать этот момент. Именно тогда она услышала это. Как будто уронили на лестнице рояль.

Город вздрогнул.

И почти сразу внизу, перекрывая неровный пчелиный гул, остро закричала женщина. Она билась в руках, прорывалась сквозь каменеющую неподатливую массу оцепления, и тонко вопила, не переставая, как будто ей подавали в лёгкие воздух через шланг.

— Трое, значит, всего пятнадцать, — подсчитал кто-то за спиной у Рокси.

— Нет, уже больше двадцати за три дня. И все — дети.

— Да что вы такое говорите?

Шепоты. Шепоты. Шепоты.

— А студенточка эта газ открыла. И записку, мол, никто меня не любит.

— Ага, о родителях бы лучше подумала. Мать её показывали, почернела от горя.

— Сегодня в машине слышал — несколько пацанов нажрались, какой то гадости. Нет, не здесь, в одном из южных городов. Нажрались и прямо там, на стене, написали, что ненавидят всех, и что-то такое зверское.

— Да, да, я тоже слышала, уже в новостях. Они написали, что умрут в мучениях, чтобы потом все мучились за них. Это вроде секты, да?

— В интернате вчера утром двое повесились… Из этих, из слабоумных…

— А, ну этих не жалко…

Рокси начала вырываться наружу, прочь от окна. Пятьюдесятью метрами ниже люди в форме отрывали от чёрного камня мокрые цветастые кляксы.

Никто не спешил возвращаться к работе. На этаже, на лестницах уже мелькали фуражки и погоны, толстый Адабашьян, заткнув указательным пальцем ухо, оправдывался перед кем-то по сотовому. Коллеги и подчинённые Рокси хаотично метались, сталкивались у портативного телевизора, жестикулировали, даже не сняв резиновые перчатки, как артисты пантомимы.

Рокси незаметно встряхнула головой. Тяжкий звон упавшего рояля продолжал вибрировать где-то в затылке. Три девочки спрыгнули и разбились. Но это ещё не всё. Не всё. Струны разбитого рояля продолжали убийственно печальную перекличку.

— Это вас, — ей в руку сунули трубку.

— Мама? — Рокси почему-то испугалась. — Мамочка, у нас тут…

— Рокси, извини, деточка, я понимаю, что не вовремя, но… У тебя там есть телевизор?

— Что такое? — Отвратительный сгусток, словно комок червей, оторвался где-то в районе груди и рухнул вниз.

— Слушай, там сказали… я не поверила. Убита учительница, из гимназии, где работает Леонид. Только что показали, но случилось это в пятницу… Зверски убита она и её приятель. Квартиру подожгли. следователь сказал, что пытались спрятать следы, но соседи заметили дым.

Рокси слышала мать с трудом, будто пыталась на слабом приёмнике поймать далёкую радиостанцию.

— Как её звали? Как её звали, откуда ты знаешь, что она из гимназии Леонида?

— Имя не называли, но показали эту директрису, как её? Вся такая дама, в брильянтах.

— Вержу, мама Аделаида Вержу, — машинально повторила Рокси, пытаясь ответить себе на вопрос, отчего же ей так худо.

Гризли?

Само собой, из-за него в том числе, но к расставанию с мужем Рокси готовила себя заранее и обстоятельно.

Упавший рояль. Шепоты. Три кляксы на серых плитах.

Убитая учительница, именно из его гимназии. И мама, почему-то именно мама, об этом сообщившая.

— Мама, зачем ты звонила? Я-то тут при чём?

— Не сердись на меня, милая, я испугалась. Как-то всё из рук с самого утра валится. То о вас подумаю и плачу, то новости включаю — а там такое. Я даже кофту тёплую надела, зябко стало, — мама понизила голос. — Понимаешь, милая, там следователь, или кто он у них, какой-то главный. Он сказал, что по подозрению будут задержаны несколько учащихся старших классов гимназии. А ведь Леонид ведёт у них физику. И его дочь Лола учится там.

— Мама, прекрати немедленно! Это чушь. Ты сама себя накручиваешь! Ты, наверное, не в курсе, что за детки грызут науку в гимназии Вержу? Какое убийство? Леонид натаскивает там папенькиных сынков. Спустя десять лет они будут дарить родной школе компьютеры, и трепать престарелого учителя по щёчке…

Рокси успокаивала маму, а сама не могла отделаться от мысли, что непрерывно врёт. Она не верила собственным словам, вот и всё. Что-то мешало. Вероятно, перезвон рассыпавшихся рояльных струн. Она с трудом вернулась к тексту доклада. Ближайшая конференция по картофелю была назначена на следующую среду, и за неделю Рокси, как руководителю отдела, предстояло перевернуть море литературы. Но если бы только конференция! Сегодня ей предстояли занудные теледебаты на шестом канале, и никуда от этого не денешься! Шеф предупредил её заранее, за месяц, и хитро завуалировал свой приказ поощрением.

Кому же, как не ведущему специалисту, фигурять в телевизоре!

Если намерена выдать нечто важное, в корне опровергающее воззрения именитых оппонентов, сначала следует вылить несколько вёдер околонаучной воды. Зато потом… Спустя неделю, на конференции, Рокси планировала ошеломить мир результатами трёхлетних опытов.

Нет, ошеломить — это слишком слабое выражение. Некоторые промежуточные результаты ей казались настолько пугающими, что Рокси бегала советоваться к Адабашьяну. В результате он тоже испугался, отменил половину своих поездок и симпозиумов, отпросился у шефа и влился в творческий процесс. Спустя год Адабашьян, соблюдая строжайшую секретность, переправил расчётные данные для проверки в Управление статистики.

Всё сошлось. Они подождали ещё год, точнее не ждали, а лихорадочно перепроверяли и усердно лопатили тематическую прессу. Адабашьян выделил в помощь отделу Рокси троих лаборантов, выбил у директора дополнительные секции для хранения посевного материала…

Через неделю бомба будет готова…

Впервые Рокси думала о предстоящем докладе без энтузиазма. Вероятно, виной тому несчастные девочки. Или мамины назойливые звонки. Или страдающие глаза Леонида, которые, хочешь-не хочешь, достают её, стоит отключиться от дел. Или ещё что-то, трудно поддающееся анализу, но не повышенное давление и не менструация.

Лопнувшие рояльные струны. Вибрации шепотов. Пока дожидалась лифта, ей казалось, что шепоты стали осязаемыми. Так бывает в лесу, когда внезапно лицо обволакивает невидимой паутиной. Смахиваешь её брезгливо, отряхиваешься, не вполне отдавая себе отчёт, почему же настолько отвратительны эти невинные и вполне безопасные прикосновения, а следующая паутина тут как тут, снова цепляется к волосам, залепляет рот сушёными трупиками мошек. Ещё парочка таких встреч, и начинает охватывать ярость…