Шрифт:
Интервал:
Закладка:
По законам Древней Спарты
Олька вскоре вышла замуж (за того самого врача, из больницы) и родила сына. Женьку к нему не подпускала, отдала Павлика в ясли. Женька со слезами корила дочь:
– За что ж ты меня так? По-вашему выходит, я плохая мать? Как же я тебя такую хорошую вырастила, на ноги поставила? А ты мне внука не доверяешь!
– Мам, ни к чему эти разговоры. Надо квартиру разменивать, мы отдельно хотим жить.
– Ишь, чего удумала! – закипала Женька. – Квартира моя, своим горбом заработанная, твоего тут ничего нет. Не нравится с матерью жить, живи где хочешь, а мы с Валеркой тут будем.
Здесь пора сказать о том, что жить Женькиному мужу было попросту негде. То есть дом-то был – развалюха, отопления нет, воды нет, удобства во дворе, стена треснула… Отремонтировать, конечно, можно было. Но тогда Валерка запросто от неё уйдёт и будет там жить. «А так – куда ему деться, со мной жить будет» – делилась с двоюродной сестрой хитрая Женька.
О том, что Олька с мужем предлагали за свои деньги сделать ремонт Валеркиной халупы и поселиться там, Женька не рассказала. Как и о том, что молодожёны жили «на свои» – то есть втроём на зарплату Игоря и Олькину стипендию, экономили на всём, предельно жёстко, откладывая деньги и мечтая жить своим домом без постоянных упрёков, назиданий и поучений.
После двух лет спартанской полуголодной жизни без телевизора и зимних сапог, которые Олька с успехом заменяла осенними, уверяя мужа, что «если быстро идти, то в них вполне нормально, в автобусе так вообще в кайф) молодые получили, что называется, от ворот поворот. Валеркины «хоромы» Женька им не отдала (Валерий в прениях не участвовал), и вдвоём с Валеркой выжила–таки дочь из квартиры.
Милицейская магия
Есть ли на свете белые маги, чёрные ведуньи и фаги–вампиры – это ещё бабушка надвое сказала. Кто о них знает, кто их видел? Может, сочиняют? Никто не признается. А милиция есть, это всем известно, и перед Законом пасуют все – «светлые» норовят уйти в тень, «чёрные» притворяются светлыми, у фагов пропадает аппетит. Милиция, вооруженная Законом, всесильна и всевластна, уж она–то защитит, не сомневайтесь. И денег не возьмёт, им государство за работу платит. Оградит от зла, приструнит навязчивое, липкое добро, а обаяшкам-фагам обеспечит анорексию в последней стадии.
Доведенные до отчаянья, Олька с мужем написали заявление в милицию. Писать было о чём: Валерий регулярно напивался и устраивал скандалы, доходило и до драк с матерью (била всегда Женька, Валерка вяло защищался и обиженно бубнил: «Ты чё разошлась-то, я те правду говорю, а ты кулаками машешь. Соседи услышат, подумают, что я тебя бью. Я тебя хоть раз тронул, скажи? Тронул хоть раз? А ты чуть чего – мне в рожу въехать норовишь, детей бы постеснялась, какой пример подаёшь маа-ла-дой семь-йе… Ик!»)
Скандалы, ругань, драки… Нет, Валерий Никитович только пьёт и ругается, а дерётся мама. Дядя Валера её боится, когда она такая. А в доме ребёнок.
Женьку с мужем «таскали» в отделение, увещевали, стращали, грозились тюрьмой и психбольницей. Первое вызвало смех, последнее возымело действие. Драчуны попритихли ненадолго, потом всё вернулось на круги своя и началось по новой…
Когда не стало сил терпеть попрёки и обвинения в дармоедстве (ели привезённую Женькой из деревни картошку) и постоянные скандалы матери с постоянно пьяным Валеркой, Олька с Игорем перебрались в подмосковное Бужаниново. В поселковой поликлинике не хватало врачей, на работу их приняли с распростёртыми объятиями (Ольгу терапевтом, Игоря хирургом) и дали служебное жильё.
Неожиданно для самой себя Олька стала хозяйкой двух уютных комнаток в двухэтажном деревянном доме. Квартира была – с просторной кухней, широкими дубовыми подоконниками и, что особенно важно, с мебелью. Они купили только телевизор и детскую кроватку для маленького Павлика.
Через четыре года Игорь уволился из поликлиники и устроился в Госпиталь для ветеранов войн, дежурным врачом в приёмный покой. Платили в госпитале прилично, и скоро Олька щеголяла в кожаном пальто с меховым пушистым воротником, а под окнами стояла старенькая «Лада» с новым (поставленном по блату благодарными пациентами) мотором. А Женька угодила-таки в психушку, куда её поместил Валерий после очередной устроенной ему «разборки».
Женька тогда обиделась на весь свет – родня не привечает, муж пьёт (спирт Валерию она носила сама, пусть лучше свой лакает, очищенный, чем палёнку покупать), дочка с зятем домой дорогу забыли, внука не дают, сколько ни проси, сколько ни умоляй, в гости не ездят, к себе не зовут, подарки обратно швыряют. И выместила обиду на муже, который хоть пил, но рук не распускал, и не смог справиться с озверевшей Женькой – вызвал милицию, а милиция вызвала скорую психиатрическую помощь.
Поняв, что он сотворил, Валерка вмиг протрезвел, заплакал и поехал с женой на новое «место жительства». Добрые врачи из скорой плеснули ему пустырниковой настойки и сказали, что Женьку там вылечат и отпустят домой.
– Выпустят? Выпустят, значит? – повторял протрезвевший Валерка, вытирая рукавом глаза.
– Да что вы, мужчина, как маленький, развели тут… Это же больница, не тюрьма, лечат, кормят, они гуляют там…. В теннис играют, телевизор смотрят, книжки читают. Лечебная физкультура, штатный психолог… Санаторий, одним словом. Бесплатный, хе-хе. Зина, дай ему ещё пустырника, совсем мужик спятил. Это же не сумасшедший дом, обыкновенная больница. Только забор – бетонный.
Глава 9. За бетонным забором
Откройте сумку…
Высокий бетонный забор. Калитка с автоматическим замком. На железных воротах табличка: «Областная психиатрическая клиника №10». Толстая тётка на проходной (интересно, она вахтёрша или санитарка?) скользнула равнодушным взглядом по Ритиному лицу, лениво пролистала паспорт. – «К кому?» – Рита назвала фамилию.
Тётка раскрыла журнал, так же равнодушно скользя глазами по страницам. Кивнула удовлетворённо – «Угу-м, есть у нас такая. Что у вас с собой? Спиртное? Лекарства? Сумку откройте, пожалуйста».
– Спиртное ей нельзя, у неё язва, она на ликёро-водочном работала и не пила никогда. А лекарства зачем? – удивилась Рита. – разве здесь не дают? Если надо, я привезу.
Тётка не ответила, ждала. Спохватившись, Рита раздёрнула «молнию» сумки: