– Он не придет, – тихий голос за спиной заставил вскрикнуть и отскочить в сторону, страх липкими щупальцами на секунду обвил меня. Ровно до того момента, как я обнаружила Горона рядом.

– Ты знал, что он не придет, поэтому и отпустил!!! – заорала я, вымещая злость. Неважно, что вины его в этом нет или почти нет, сам виноват, не надо было идти за мной.

– Пойдем, ты устала, Хельга, – протянул он мне руку. Именно этот жест окончательно выбил меня из колеи. Если бы он смеялся, издевался, я бы сдержалась, затаила злобу, но, наверно, смолчала.

Следующие слова совсем меня не красят, я обвиняла его и всех мужиков, называла их козлами и сволочами, это самые приличные эпитеты. Кричала, лезла в драку, плакала. На месте Горона я бы саму себя либо убила, либо вырубила, от греха подальше. А он просто крепко стиснул мои руки, чтобы я не могла стучать по нему кулаками, и прижал к своей груди. Он не пытался оправдаться, не отвечал на оскорбления, просто молча ждал, когда у меня закончится истерика. Все когда-нибудь кончается.

– Я никуда не пойду, – была первая моя осмысленная фраза.

– Мне не впервой тебя нести, – ответил Гор и подхватил на руки. Странно, а ведь мог закинуть на плечо.

– Горон, лучше сразу меня зарежь.

– Я думал, ты умнее тех дур, что сводят счеты с жизнью из-за неудавшейся любви, – мне показалось, или в голосе Горона мелькнуло презрение.

– Я не поэтому. Просто если ты любишь племянника, то лучше убей меня сейчас, иначе я его убью потом. Может, не сразу, но мы, женщины, мстительны, когда-нибудь он уснет, а я нет. Вот тогда он больше не проснется.

– А если я пообещаю, что смогу тебя избавить от Марбута, если ты поможешь с шаманом?

– Это как с сегодняшним побегом?

– Я выполнил свои обязательства, разве нет?

– Ты пошел за мной, и это, по-твоему, отпустить?!

– Хельга, ночью в степи много опасностей, я не мог отпустить тебя одну. Тем более я не обещал, что не буду пытаться тебя вернуть. А появись тут твой волк, мы бы с ним разобрались раз и навсегда, по-мужски.

– Ты бы попытался его убить? – не знаю, зачем я задаю вопрос, ответ на который и так знаю.

– Да, а он меня, но на последнее обстоятельство тебе, конечно, плевать.

– Ты же понимаешь, что я не оставлю попыток сбежать, – воинственно заявила я.

– Конечно, вот отдохнешь, наберешься сил и беги, – рассмеялся Горон. А я обиделась, но ничего, посмотрим еще, чья возьмет. Я сбегу только для того, чтобы заглянуть в глаза Рона и услышать его лживые оправдания. Тут ведь и так все ясно, увидел меня в обед с Гором и решил самоустраниться, типа женщина сама решает с кем ей остаться. Да только до этого болвана не доходит, что демоны не спрашивают, чего хочет женщина. Они просто берут то, что хотят. Но ничего, я его встречу и шерсть ему прорежу, будет знать, как бросать невесту в лапах врагов!

Рон бежал за родным запахом, который он давно не ощущал и, казалось, забыл. Но нет, запах матери незабываем. Ему оставалось совсем чуть-чуть, но вдруг впереди он почувствовал запах лошадей, мужчин и стали. Дабы предупредить мать, которая, по его мнению, бежала в ловушку, он протяжно завыл, подавая условный сигнал опасности, ведомый всем оборотням. Секунды, что он ждал ответа, показались ему вечностью. Но вот он прозвучал. Вой, мягкий, успокаивающий, как тогда в детстве, когда он только познавал лес и умудрялся заплутать в собственных следах.

Она появилась быстро, вылетела серой стрелой из травы, настороженно замерла. Так странно было смотреть на нее с высоты собственного роста, ведь он всегда помнил ее большой, сильной, а оказалось, что его мать некрупная серая самка, с шерстью слегка подернутой сединой. Но это ничего не меняло. Рона, как в детстве, охватил щенячий восторг, он с трудом сдерживался, чтобы не запрыгать вокруг матери от радости. Это Рон-человек мог обижаться на мать, а Рон-волк не держал на нее зла, он был просто счастлив видеть ее живой и здоровой. Он упал на траву и на пузе медленно пополз к матери, всем видом давая понять, как ему было грустно и одиноко. Она не заставила себя ждать, инстинкт толкнул ее к нему, заставляя обнюхивать и облизывать своего великовозрастного сына, который жмурился от удовольствия.

Но вот, потрепав Рона за холку, самка отстранилась, рыкнула, всем видом демонстрируя свое недовольство. Развернулась, отбежала немного, обернулась и опять рыкнула, приказывая следовать за ней. Рон поднялся, покаянно повесил голову, понимая, что радость встречи закончилась, мать зовет за собой. А значит, скоро придется объяснять, что он тут делает и кто оберегает Ромину. Он хорошо помнил характер матери, жесткий, нетерпящий возражений, немного отчужденный. Рон вздохнул, после встречи с Хельгой он понял, что забота – это не только вовремя накормить и проследить, чтобы ребенок надел чистые штаны.

Где-то в груди появилось тянущее чувство совершенной ошибки, а может, упущенного шанса. Но Рон встряхнул головой, обещая сразу же отправиться за невестой, как только переговорит с матерью. Тем более, как он успел заметить, Хельге ничего не угрожает. Саднящая обида занозой засела в душе. Он бежал ее освобождать, а она там вовсю наслаждается жизнью и вниманием какого-то демона, улыбаясь ему и принимая еду из его рук. Рон не слишком хорошо знал традиции и обычаи народа своего отца. Но того, что ему было известно, хватило, чтобы понять, демон относится к Хельге не как к пленнице или даже наложнице. С рук мужчина может кормить только близких родственников, родителей, детей, жену или невесту. Но как она могла? Или просто об этом не знала? Но все равно, она не должна была так поступать, если любит его. Вот именно, если. Рон много раз говорил девушке о том, как он видит их дальнейшую жизнь, настаивал на отборе, мечтал о совместном ребенке, а Хельга хоть и принимала его ухаживания, все же в ней чувствовалась отстраненность. Как будто она чего-то ждала. А в последнюю неделю ярмарки Рон вообще жалел, что взял ее с собой. Див, эти омерзительные «пчелы», с которыми Хельга проводила все свободное время, Крис, тоже крутящийся вокруг, все они жутко раздражали Рона. С каждым днем ему все сильнее хотелось от них избавиться, может, поэтому он не стал подбирать свисток? Ведь не так уж сильно он перебивал запах. С каких пор он стал врать себе? Наверно с тех, как захотел запереть свою самку дома и не выпускать, пока она не родит ему с дюжину щенков? Тогда бы посторонние самцы перестали бродить вокруг их дома. Рон понимал, что если сказать это Хельге, она воспротивится, а лишние скандалы с ней ему не были нужны. Так что он собирался после отбора сначала отвадить Криса, услав его на дальнюю заставу до тех времен, пока у них первенец не появится. Самки становятся очень щепетильными, когда у них появляются дети, так что под грузом домашних забот и уходом за ребенком, на всякие глупости у Хельги просто не осталось бы времени. Вот тогда и о пчелках можно было бы забыть, а на ярмарку он Хельгу больше не пустит, пусть сидит дома и вяжет эти, как их? Носки!

Пока он размышлял, они добежали до лагеря, он был не меньше того, в котором находилась Хельга. Рон напрягся, зарычал, ему не хотелось лезть врагам в лапы. Мать оглянулась и успокаивающе заворчала. Волк решил довериться. Они обогнули лагерь и приблизились к одиноко стоящему шатру. Коротко рыкнув, волчица скользнула за приоткрытую штору.