Сергей Викторович Рябинкин, мягко говоря, совсем не был настроен на разговоры с каким-то там заезжим частным детективом. Однако ему намекнули, что поговорить надо… И он скрепя сердце все-таки согласился, искренне надеясь свести общение с детективом к минимуму.

По пути он заехал в магазин игрушек «Одуванчик» и выбрал огромного косолапого медведя для своего четырехлетнего сына Ильи. Ему именно сегодня исполнялось четыре года, и они надеялись отметить это событие в тесном семейном кругу. Когда Рябинкин укладывал медведя в багажник, тот так громко зарычал, что Сергей Викторович едва не выронил косолапого из рук.

— Надо же, — обрадовался он минуту спустя, — рычит, как настоящий.

Медведь и приглянулся ему именно тем, что был похож на настоящего. К сожалению, таких игрушек в магазинах не так уж много. Все эти розовые, голубые и серо-буро-малиновые зверюшки, которые мало чем походили на натуральных животных, раздражали Сергея Викторовича. Он недоумевал, где их отцы-производители могли встретить таких уродцев. Сам он был уверен, что сконструировать такую нелепицу можно только на сильно нетрезвую голову.

«О, времена, о нравы…» — пробормотал он себе под нос, усаживаясь за руль автомобиля, и невольно улыбнулся, вспомнив незатейливые, но такие милые сердцу игрушки собственного детства.

К кафе он подъехал на десять минут раньше назначенного срока, но из своей «Лады» выбрался только тогда, когда из подъехавшего «Опеля» вышли Богдан Трофимов и высокая русоволосая девушка.

— Сергей Викторович, здравствуйте, — Богдан приблизился к следователю пружинистым шагом и пожал ему руку, — знакомьтесь, Мирослава Игоревна Волгина, детектив, о котором я вам говорил.

— А это Сергей Викторович, следователь по нашему делу.

— Хорошо, — следователь бросил на Мирославу придирчивый взгляд, — где говорить будем?

— В кафе, конечно, я заказал столики на втором этаже, там почти никого нет. Следовательно, нам никто не помешает, — быстро ответил Трофимов.

Они втроем поднялись на второй этаж в небольшой уютный зал, где преобладали бежевые и терракотовые краски и где, кроме них, не было ни одной живой души.

Едва они устроились за столиком, как тотчас перед ними возник официант, точно материализовался из воздуха.

Трофимов поинтересовался, что кому заказать, велел официанту принести блюда и напитки и попросил пока больше их не тревожить.

— Как вы уже знаете, я хотела бы поговорить с вами, Сергей Викторович, о деле Олега Коршунова, — сказала Мирослава.

Следователь пожал плечами:

— Дело приостановлено. В нем нет никаких зацепок, которые могли бы привести вас к преступнику.

«Вас», — подумала Волгина про себя, взвешивая оговорку следователя на внутренних весах, а вслух произнесла миролюбиво:

— Хорошо, пусть будет так. Просто ответьте мне, что вы сами думаете об этом деле?

— Честно?

— Конечно.

— Я прорабатывал версию, что это была обычная пьяная вечеринка в стиле садо-мазо. И участники не рассчитали…

— Интересная версия…

— Только тупиковая. Город, как вы заметили, у нас небольшой, и имеется всего один приличный массажный салон «Милый друг».

Мирослава невольно усмехнулась.

— Да, да, город у нас романтичный… Так вот владелица «Милого друга» — бывшая фотомодель регионального уровня Людмила Константиновна Ветрова. Мы переговорили и с хозяйкой, и с девочками, но результат нулевой.

— А что говорят друзья Коршунова? Ведь у него двое близких друзей?

— Ничего не говорят… Вернее, утверждают, что не видели Коршунова несколько дней.

— А что они делали именно в этот день?

— На этот день у них алиби. Один играл с друзьями в карты, другой был с девушкой.

— Вам не кажется, Сергей Викторович, что алиби с девушкой не очень убедительно?

— Да нет, там все чисто, соседи видели, как они пришли рано утром из магазина. Еще там были двое старичков — больших любителей поспорить о политике на свежем воздухе. Они сидели на скамейке до одиннадцати часов вечера. Парочка из дома не выходила.

— Неутешительно…

— И я о том же.

— С девушкой Олега вы, конечно, тоже переговорили?

— С девушками. Он часто их менял.

Мирослава расслышала в голосе следователя неприязнь.

«Понятно, — подумала она, — Коршунов следователю Рябинкину, мягко говоря, не понравился… Хотя следователь и не имеет права быть пристрастным, но нельзя упускать из виду, что он тоже всего-навсего человек. Вероятно, сам Сергей Викторович не только хороший работник, но и примерный семьянин…»

— Значит, девушек потерпевший часто менял?

— Как перчатки, — обронил следователь.

— Может быть, кто-то из них затаил на него злобу?

— Последняя и предпоследняя девушки — настоящие истерички, но на мстительниц они не похожи, к тому же обе уже утешились и встречаются с другими парнями.

— Вы мне дадите адреса этих девушек?

— Да, за ради бога! — Сергей Викторович вырвал из записной книжки листок и записал оба адреса.

— А отпечатки пальцев в квартире? — спросила Мирослава, с благодарностью приняв адреса.

— Там их тьма! Видно, что Коршунов был человеком гостеприимным…

— А на бутылке и тарелках с закусками?

Рябинкин бросил на детектива красноречивый взгляд, побарабанил пальцами по столу и процедил сквозь зубы:

— На этих предметах отпечатков не обнаружено.

— Стерты?

Следователь пожал плечами.

— А те отпечатки, что обнаружены, вы, конечно, сверили со своей картотекой?

— Как вы догадливы, — съязвил следователь.

— Ну, что ж, спасибо, что согласились встретиться, — поблагодарила Мирослава, не обращая внимания на его иронию.

— Не за что…

Трофимов, все это время не вмешивавшийся в разговор, так же поблагодарил следователя и отвез Мирославу обратно в свой коттедж.

Когда они приехали, Елизавета занималась прополкой и поливкой цветов. Мирослава присоединилась к ней, решив продолжить расследование завтра.

Василий развалился на скамейке, которая стояла недалеко от цветника рядом с ручейком, обложенным цветными камнями и впадающим в небольшой водоем с белыми и розовыми лилиями, тростником по краю и прибрежными ирисами.

Вероятно, по каким-то своим кошачьим соображениям, Василий считал своим долгом приглядывать за обеими девушками.

Одна из них была его будущей законной хозяйкой, а другая умела так искусно поглаживать лоб, живот и под шеей, что Василий просто млел… Короче, он совсем не возражал против того, чтобы она осталась навсегда и гладила Васю на протяжении всей его кошачьей жизни.