Почему тогда не пошёл сам вождь? Он должен был сидеть в сапожной мастерской своего отца. Сапожник Бенгтсон не любил работать в базарные дни. В такое время он бросал все дела и «гулял». Но нельзя же было из-за этого закрывать мастерскую! Ведь кто-нибудь может принести ботинки или прийти за готовыми, в базарный-то день! Поэтому сапожник торжественно поклялся хорошенько вздуть сына, если тот отлучится из мастерской хотя бы на пару минут.

Вот почему тайное, священное задание – перенести высокочтимого Мумрика из одного тайника в другой – поручили Еве-Лотте, преданному рыцарю Белой розы. И это было не просто поручение, а настоящая секретная миссия. Пусть солнце нещадно палит и на горизонте собираются чёрно-синие тучи! Пусть нельзя принять участие в базарной сутолоке, пусть приходится покинуть «центр событий»!

И Ева-Лотта, свернув на мост, направилась к Прериям. Да, но только не всегда центр событий находится там, где царит базарная суматоха… В этот день центр событий переместился совсем в другое место.

И загорелые ноги Евы-Лотты шагали как раз туда.

Всё ниже и ниже нависают тучи. Иссиня-чёрные, грозные… Даже чуть-чуть страшновато. Ева-Лотта идёт медленно – в Прериях до того жарко, что в воздухе дрожит марево.

Уф, до чего велики и широки Прерии! Пока их пересечёшь, пройдёт целая вечность. Но Ева-Лотта не одна идёт под палящим солнцем. Она почти обрадовалась, когда далеко впереди заметила старика Грена.

Грена ни с кем не спутать. Ни у кого в городе нет такой ковыляющей походки. Похоже, что он тоже направляется к Усадьбе. Ага, вон он входит по тропинке в орешник и скрывается из виду. Силы небесные, уж не за Мумриком ли он тоже охотится?

Ева-Лотта ухмыльнулась при мысли об этом. Но тут же оборвала себя, пристально всматриваясь в солнечную мглу.

Вон показался ещё кто-то, с другой стороны, – наверное, не из городских, потому что он шагает по дороге, идущей мимо Усадьбы в деревню. Постой-ка, да это ж тот самый тип в габардиновых брюках! Ну конечно, сегодня ведь среда! Сегодня он должен погасить свои вензеля или как он там сказал – векселя. Интересно, как это «гасят векселя»?.. Должно быть, сложная штука. А впрочем, ну его, это ростовщичество! Какой же всё-таки чепухой занимаются взрослые!

«Встретимся, где обычно», – сказал тогда габардиновый тип. Выходит, это здесь. Но почему обязательно в том самом месте, где спрятан Мумрик! Неужели нет других кустов, чтобы заниматься ростовщичеством? Очевидно, нет: вот уже и габардиновые брюки свернули по тропинке в орешник.

Ева-Лотта чуть замедлила шаг. Спешить ей особенно некуда, пусть этот парень спокойно погасит свои векселя, потом она заберёт Мумрика. А пока можно зайти в Усадьбу и попробовать разобраться немного во всех этих комнатах и закоулках. Ведь Усадьба скоро может опять стать театром военных действий, и тогда это здорово пригодится.

Она выглядывает в окно. Ого, всё небо почернело! Солнце спряталось, издалека слышится угрожающий гул. Прерии выглядят мрачными и пустынными. Надо поторопиться! Забрать Мумрика и бежать отсюда! Она выскакивает из дверей, несётся изо всех сил по тропинке через орешник и всё время слышит угрожающие раскаты грома, она бежит дальше, бежит… и вдруг растерянно останавливается.

Ева-Лотта с размаху налетела на кого-то, кто шёл по тропинке с противоположной стороны и так же торопился, как и она. Сначала она различает только тёмно-зелёные габардиновые брюки и белую рубашку, но потом поднимает голову и видит лицо. О, какое лицо – бледное, исполненное отчаяния и страха! Неужели взрослый мужчина может так бояться грозы? Еве-Лотте почти жаль его.

Но ему, очевидно, не до неё. Он бросает на неё мимолётный взгляд, одновременно испуганный и злой, потом торопится дальше по узкой тропинке.

Ева-Лотта не любит, когда на неё смотрят так неприязненно. Она привыкла, что люди радуются, глядя на неё. И ей хочется, пока он ещё не скрылся из виду, показать, что она настроена благожелательно и с ней нужно обращаться подобающим образом.

– Скажите, пожалуйста, который час? – спрашивает Ева-Лотта вежливо. Спрашивает просто так, чтобы что-нибудь сказать.

Незнакомец вздрагивает и неохотно останавливается. Сначала кажется, что он и не собирается отвечать, но вот он смотрит на часы и бормочет невнятно:

– Без четверти два, – и бросается прочь.

Ева-Лотта смотрит ему вслед. Она видит: из кармана его зелёных габардиновых брюк торчит пачка бумаг.

И вот он ушёл. Но на тропинке осталась лежать скомканная белая бумажка. Он уронил её в спешке.

Ева-Лотта поднимает её и с любопытством рассматривает. Наверху написано: «Вексель». Так вот они какие, эти векселя! Стоит ли из-за них так беспокоиться?

Оглушительный раскат грома заставляет Еву-Лотту вздрогнуть. Вообще-то она не боится грозы. Но сейчас, именно сейчас, когда она одна в Прериях… Ой, как неприятно здесь стало вдруг! В кустарнике темно, и в самом воздухе чувствуется что-то страшное и зловещее. Почему она не дома?.. Надо спешить, спешить изо всех сил.

Но сперва надо забрать Мумрика. Рыцарь Белой розы остаётся верен своему долгу, даже если сердце у него ушло в пятки. До камня рукой подать, всего несколько шагов мимо вон тех кустов… Ева-Лотта бежит…

Сначала она только тихонечко всхлипывает. Стоит совсем неподвижно, смотрит и всхлипывает. Может быть, о, может быть, это ей только снится?.. Может быть, там вовсе и не лежит… не лежит кто-то, скорчившись, возле камня?..

Потом Ева-Лотта закрывает лицо руками, поворачивается и бежит. Странные, ужасные звуки рвутся из её груди. Она бежит, хотя ноги её подкашиваются. Она не слышит раскатов грома и не чувствует дождя. Не чувствует, как ветви орешника бьют её по лицу. Она бежит, как бегут во сне от неведомой опасности.

Через Прерии… Через мост, по хорошо знакомым улицам, вдруг опустевшим под проливным дождём…

Дом! Дом! Наконец-то! Ева-Лотта толкает садовую калитку. Там, в пекарне, – папа. В белой пекарской одежде он стоит среди своих противней. Большой, спокойный, как всегда. Стóит только подойти к нему поближе, как ты весь окажешься в муке.

Да, папа – такой же, как всегда, хотя мир вокруг переменился – стал зловещим и в нём больше невозможно жить… Ева-Лотта опрометью кидается в объятия отца, прижимается к нему, крепко-крепко обвивает руками его шею, прячет залитое слезами лицо у него на груди и жалобно всхлипывает:

– Папочка, помоги! Старик Грен…