всех положительных сторон акта 9 ноября введением только одного положения, «чтобы крестьяне, выделившиеся на свой отдельный участок, не имели бы права ни продавать, ни закладывать его, чтобы этот участок остался навсегда собственностью хозяина и его семьи. Вот это-то приковало бы крестьянина к земле и создало бы и для него, и для России светлое будущее. Единственным изъятием из этого положения, ради уничтожения чересполосицы, можно было бы дать разрешение на обмен участков в среде своих односельчан» [17. С. 2].

Редактор «Вестника русского собрания» Г. Д. Данилов, не вдаваясь в критику самого Указа 9 ноября 1906 г. и приведя принципиальный взгляд Русского собрания на аграрный вопрос, заключающийся в «неприкосновенности собственности», отмечал, что в интересах и всего многомиллионного крестьянского населения, и в общегосударственных интересах было бы крайне желательно, даже необходимо, «…ввести в Закон 9 ноября 1906 г. еще две главные нормы: 1) установить предел дробимости между членами семьи собственной крестьянской как надельной, так и усадебной земли, и 2) сохранить за отдельными крестьянами-собственниками ту неотчуждаемость их и надельной, и усадебной земли, с находящимися на ней постройками, а также с необходимым для поддержания крестьянского хозяйства, инвентарем и движимостью, которая так долго и хорошо охраняла собственность общины от разных случайностей» [18. С. 1].

«Земщина» более сдержанна в своих высказываниях. Признавая разрушение общины причиной неизбежного увеличения числа безземельных крестьян, что, несомненно, явится большим бедствием, газета утверждает, что это лишь оборотная сторона медали, но зато лицевая сторона имеет вполне жизненное значение: «Человек, приобретая в полную собственность небольшой клочок земли, весь целиком отдает ей свои силы и помыслы. Обрабатывая из года в год все тот же свой участок вполне самостоятельно, вне всякого давления сельского схода, который является тормозом интенсивного хозяйства, устанавливая общий севооборот, время запашки, унавоживания, снятия хлеба и т. п., у всякого собственника неминуемо разовьется любовь к своему клочку земли, как к своему детищу, и любовь к труду» [19].

Столь же сдержанными были и выступления правых депутатов в Государственной думе. Епископ Митрофан, депутат от Могилевской губернии, в своей речи от имени всей правой группы сказал: «Мы (то есть правые) рассуждаем так, если новая форма землеустройства жизненна. то она сама собой, в силу внутреннего превосходства вытеснит прежнюю, отжившую форму» [20. Стр. 132]. Один из руководителей Совета объединенного дворянства тульский помещик граф В. А. Бобринский, отметив, что «с точки зрения консерватора или либерала общину защищать нельзя», указал при этом на недопустимость резкого перехода к индивидуальному хозяйству без предварительного проведения землеустроительных мероприятий: «Пример Европы говорит, что прямо из общинного владения перейти на комассацию почти невозможно» [Там же. Стр. 191]. Еще один представитель фракции правых, член Союза русского народа, орловский помещик С. А. Володимеров отметив, что разработанный и проводимый по воле государя императора закон 9 ноября «направлен к тому, чтобы ввести право и гражданственность в крестьянскую среду», все же уверен, что «какое бы ни было насилие над общиной будет иметь ненужные и вредные последствия» [20. Стр. 179, 183]. Эта позиция правых по отношению к аграрной реформе определялась их общим отношением к правительству, которое являлось выразителем воли императора. Не соглашаясь с принципиальными основами столыпинского аграрного законодательства и не оказывая поддержку правительственным начинаниям, традиционалисты заняли позицию нейтралитета. В большинстве своем они были уверены, что принудительное насаждение подворной собственности будет иметь отрицательные последствия, но старались высказываться об этом в мягкой форме или умалчивать о своей позиции. Единственным исключением было выступление подольского помещика И. И. Балаклеева, крайне правового депутата, который заявил, что указ 9 ноября «…явно нарушает то, что приобретено населением. и что со здравой государственной точки зрения должно быть неприкосновенным» [Там же. Стр. 210]. Относительно его критичного выступления емко заметил В. И. Ленин: «…простоватый Балаклеев наивно выразил этот общий дух всех правых речей» [21].

Однако если в выступлениях правых депутатов проявляются определенные лояльность и нейтралитет, то на страницах своих печатных органов традиционалисты, особенно правые, не стесняются в выражениях. Дубровинское «Русское знамя» помещает на своих страницах письмо крестьянина из с. Малые Крынки Кременчугского уезда, в котором автор высказывает опасения, что «высшие наши землеустроители, не имеющие никакого представления о настоящем положении деревни, устроят у нас не лучшую жизнь, а настоящий ад»: «Крестьяне кроме принятия на себя непомерно высокой платы за землю, должны будут затратить большие материальные средства и физический труд на сооружение хуторского поселения, что создаст для многих такую долговую петлю, которая может задушить многих домохозяев. Очутившись в безвыходном положении уже и теперь нравственно пошатнувшийся крестьянин волей-неволей сделается тогда не только вором, но и грабителем-разбойником, так как жизнь особняком ему в этом будет способствовать. Дети же хуторян, будучи удалены от села и школы, лишатся возможности получить какое-либо образование. Таким образом, хуторяне, удаленные от церкви и школы, за короткое время могут превратиться в буквальных зверей» [22].

Печатные органы правых, не отрицая значения индивидуального хозяйства для совершенствования агротехники и агрикультуры, внимание читателей акцентируют на вредных последствиях хуторского хозяйства для бытового и нравственного склада крестьянской жизни. «Но увидим ли мы на них счастливые лица? Услышим ли песни, трогающие душу? Увидим ли хороводы? Увидим ли дружную совместную работу артели косцов? Будут ли там случаи совместной поимки воров, лихих людей? Сохранятся ли там свадебные обряды? — вот тревожные вопросы, которые невольно задаешь себе, стараясь заглянуть в неизвестное будущее», — высказывал тревогу «Вестник русского собрания» [23. С. 4]. «Русское знамя», касаясь вопроса о возможности поднять благосостояние крестьян переводом на хуторское хозяйство, утверждает, что «при проведении этой меры в жизнь примерно три четверти крестьянского населения, т. е. около 56 миллионов человек, останутся без земли, а следовательно, без крова, одежды и пищи» [24].

«Земщина», напротив, приведя примеры положительных результатов первых опытов самостоятельного хуторского и отрубного хозяйства и считая их «вполне отрадными» [19], дает весьма оптимистические прогнозы: «Дальнейшею задачей правительства и законодательных учреждений станет неминуемо насаждение на землях личных собственников правильной сельскохозяйственной культуры. Когда этот вопрос будет разрешен вполне определенно, как разрешается „Положением о землеустройстве“ вопрос создания класса мелких собственников, — не нужно быть пророком, чтобы предвидеть экономический успех нашего земельного законодательства» [25]. Таким образом, в лагере правых не было единства мнений относительно указа 9 ноября 1906 г., в большинстве своем они сохраняли позицию благожелательного нейтралитета, не признавая, однако, положительные перспективы столыпинского аграрного законодательства.

Не осталась без внимания и, соответственно, критики правых не менее важная составляющая столыпинской аграрной реформы — деятельность Крестьянского поземельного банка. Достаточно резко в статье «Зачем обезземеливать крестьян» высказался Иван Кашкаров: «По прочтении мною нового закона о выдаче ссуд под крестьянские наделы один практический земледелец,