риск, опасность, оправдывающая в их глазах, глазах увлекающейся молодежи, оправдывающая их злодеяния. Не то у вас: вы, начиная с палачей и до Петра Столыпина и Николая Романова, руководимы только самыми подлыми чувствами: властолюбия, тщеславия, корысти, ненависти, мести. Сначала я думал про Петра Столыпина, когда имел наивность предлагать ему выступление с проектом освобождения земли от собственности, что он только ограничен и запутан своим положением, думал и про Николая Романова, что он своим рождением, воспитанием, средой доведен до той тупости, которую он проявлял и проявляет в своих поступках, но чем дольше продолжается теперешнее положение, тем больше я убеждаюсь, что эти два человека, виновники совершающихся злодейств и развращения народа, сознательно делают то, что делают, и что им именно, находящимся в той среде, где они, вследствие своей возможности удовлетворять желаниям окружающих их людей, живут в постоянной атмосфере лести и лжи, что эти два человека больше каких-нибудь других нуждаются в обличении и напоминании»[18].

В неотправленном письме Столыпину от 30 августа 1909 года Толстой опять дал свою оценку премьеру Российской империи: «Пишу вам об очень жалком человеке, самом жалком из всех, кого я знаю теперь в России. Человека этого вы знаете и, странно сказать, любите его, но не понимаете всей степени его несчастья и не жалеете его, как того заслуживает его положение. Человек этот — вы сами. Давно я уже хотел писать вам и начал даже письмо писать вам не только как к брату по человечеству, но как исключительно близкому мне человеку, как к сыну любимого мною друга. Но я не успел окончить письма, как деятельность ваша, всё более и более дурная, преступная, всё более и более мешала мне окончить с непритворной любовью начатое к вам письмо. Не могу понять того ослепления, при котором вы можете продолжать вашу ужасную деятельность — деятельность, угрожающую вашему материальному благу (потому что вас каждую минуту хотят и могут убить), губящую ваше доброе имя, потому что уже по теперешней вашей деятельности вы уже заслужили ту ужасную славу, при которой всегда, покуда будет история, имя ваше будет повторяться как образец грубости, жестокости и лжи»[19].

Премьер-министр Столыпин

В своей политике Столыпин опирался на платных агентов, которых внедряли в «неблагонадежную» среду. В правление Столыпина в Департаменте полиции система провокаций приняла размеры, невиданные ни до, ни после, ни в империи, ни во всем мире…

12 октября 1909 года премьер П. А. Столыпин представляет царю «всеподданнейший» доклад, касавшийся секретного агента Зинаиды Федоровны Жученко, работавшей в охранке с 1893 года. В подробном докладе Столыпин информирует царя о перипетиях агентурной деятельности Жученко как в России, так и за границей. В связи с тем, что летом 1909 года эмигранту Бурцеву удалось разоблачить Жученко, Столыпин просит всемилостивейшего пожалования Зинаиде Жученко из секретных сумм Департамента полиции пожизненной пенсии в размере 3600 руб. в год, применительно к размеру получавшегося ею за последние годы жалованья…

8 июня 1906 года на заседании I Государственной думы министру внутренних дел Столыпину все-таки пришлось отвечать на депутатский запрос о печатании «воззваний с призывами к погромам» в тайной типографии в Департаменте полиции. Объяснения министра были путаны и неубедительны. После Столыпина выступил князь Сергей Дмитриевич Урусов, бывший тверской губернатор и бывший товарищ министра внутренних дел: «Когда собирается где-нибудь кучка незрелых юношей, которая провозглашает анархические принципы, вы на эту безумствующую молодежь сыплете громы, ополчаетесь пулеметами. А я думаю, что та анархия, которая бродит в юных умах и гнездится в подполье, в потаенных углах и закоулках, во сто крат менее вредна, чем ваша сановная анархия»…

Тем временем министр внутренних дел Столыпин с санкции… премьер-министра Столыпина решил продолжать охоту на министров. Новой жертвой должен был стать бывший министр финансов и премьер-министр Сергей Юльевич Витте. К подготовке покушения были подключены генерал Трепов, начальник Санкт-Петербургского охранного отделения полковник Герасимов и некоторые другие крупные деятели.

Непосредственно с террористами общался жандармский ротмистр Комиссаров, который ранее работал в Азефом. За ликвидацию Витте взялся полицейский агент А. Е. Казанцев. Он подговорил убить Витте двух молодых рабочих — В. Д. Федорова и А. С. Степанова, не состоявших ранее в революционных организациях. Казанцев представился рабочим в качестве эсера. Разумеется, партия эсеров ничего не знала об этой затее.

Рано утром 29 января 1907 года Федоров и Степанов взобрались на крышу дома Витте и опустили в дымоходы две бомбы с часовым механизмом. Взрыв был намечен на 9 часов утра. Однако взрыватели не сработали, и вечером прислуга обнаружила бомбы…

Витте неоднократно обращался к Столыпину как к премьеру и как к министру внутренних дел с требованием выяснить, кто стоял за спиной Казанцева, но ответа не получил. Наконец при личной встрече Витте прижал Столыпина к стене. Послушаем опять Витте: «Он раздраженным тоном сказал мне: „Из вашего письма, граф, я должен сделать одно заключение: или вы меня считаете идиотом, или же вы находите, что я тоже участвовал в покушении на вашу жизнь? Скажите, какое из моих заключений более правильно, то есть идиот ли я или же я участвовал тоже в покушении на вашу жизнь?“ На это я Столыпину ответил: „Вы меня избавьте от ответа на такой щекотливый с вашей стороны вопрос“»[20].

Взаимоотношения Столыпина с черносотенцами отличались двойственностью. Определенную роль в распаде Союза Русского народа и сыграло правительство П. А. Столыпина, не заинтересованное в чрезмерно усилившемся к 1907–1908 гг. Союзе и достигшем численности в 400 тыс. человек. Попеременно поддерживая то В. М. Пуришкевича, то Н. Е. Маркова, а иногда и А. И. Дубровина, П. А. Столыпин смог сделать зависимость СРН от правительства гораздо сильнее, а между правыми организациями усилить нетерпимость по отношению друг к другу. Так, Н. Е. Марков в ходе допроса сообщает, что «Столыпин относился по существу враждебно, так, конечно, относилась и вся администрация. Последующие министры большею частью тоже сочувствовали только на словах или выражали свое сочувствие в минимальной дозе». Характеризуя отрицательное отношение правительства, Н. Е. Марков уточняет, что П. А. Столыпин «через своих подчиненных поддерживал рознь в союзе. Зная совокупность политики Столыпина, как к нам относились на местах, как наших союзников преследовали и выгоняли со службы, можно убедиться в том, что по внешности к нам относились хорошо и даже субсидировали, а в сущности нас уничтожали». В то же время очевидно, что если бы правительство П. А. Столыпина, желало ликвидации организации, оно бы просто перестало ее субсидировать и запретило, о чем сам Н. Е. Марков и замечает: «Вернее сказать, он не желал уничтожения Союза, но боялся слишком большого его усиления»