медсестра, которую я ненавидела пуще всех других. Монитор ноутбука порою был заплеван напрочь. Даже распечатывала фотографии ее смазливого невинного личика и топталась по ним ногами. Так вот, у этой суки, в конце концов, диагностировали рак мозга, ха! Представляешь? И требовалась операция. И операцию доверили этому черту, моему муженьку. И вот он две недели ходил сам не свой, настраивался, переживал, был со мной замкнут и груб. Ну, и тогда я все поняла. Поняла, что у них роман. Я ведь знала, что их учат: каждый пациент – это просто очередной пациент и любые личные привязанности должны идти стороной. А если привязанность все-таки есть, то стороной идет сам хирург. Но этот хер умудрился не пройти. Я молилась днями и ночами, чтобы эта сука сдохла на столе. И сдохла ведь! – и она заливисто засмеялась под моим оторопелым взглядом, который ее, однако, ничуть не смутил. – Я позволила себе лишнего? – отсмеявшись, спросила она.

– Не стану комментировать, – ответил я и сделал глоток из своего бокала.

– Ну не будь занудой, – кокетливо протянула она, и склонила голову набок.

– Я попробую.

– Ты ведь первый.

– В каком смысле?

– Первый, кто зашел в этой истории так далеко.

– Правда? – усмехнулся я, совсем не удивившись.

– И знаешь, – она перешла на шепот и приблизила ко мне свое – это глупо отрицать – дьявольски красивое лицо, – я умею быть очень благодарной.

– Я учту, – ответил я пересохшим ртом и, черт возьми, все-таки ощутил, как член в один момент стал каменным.

– Ладно, я пошутила, – она вернула себе обычный тон и откинулась на спинку кресла. – Не в том, что эта медсестра умерла под ножом моего мужа, а в том, что я этому радовалась. Но и плакать я тоже не плакала. А этот зато… мне, он, конечно, не показывал своих слез, но глаза порой были красные, как помидоры. Пить начал, к психотерапевту ходил, на меня срывался – но это все еще мелочи. Я ведь знала и то, что их еще в университете готовят психологи к тому, что на столах будут умирать люди, а к первому готовят особенно тщательно. И не могла поверить, что мой муж такой слабак, что не может принять эту первую смерть – хоть это и смерть молодой и красивой коллеги. Хотя, честно признаюсь, после того, как он мне высказался о моем равнодушии и зацикленности на себе, и я была вынуждена вести с ним все эти душещипательные беседы, я уже подозревала в нем слабака. Но, тем не менее, в данном случае, я была уверена, что в операционной у него умер не просто пациент, а умерла его любовница.

– Он впал в депрессию?

– Да! В самую настоящую.

– И как вела себя ты?

– Я? Да я убить его была готова. Временами, когда он приносил свое тело из этого «Деревянного флибустьера», и падал прямо на пороге, мне хотелось заплевать его так же, как я заплевывала его шлюху. Когда он был трезвый, я, конечно, пыталась его поддерживать, запрятав свою обиду от его измены, в самые глубины сердца. Я ведь, все-таки, любила его больше жизни.

– А он сам признался тебе в факте измены, в романе с этой девушкой?

– Да прямо… нет, молчал просто. Даже, когда у меня сдавали нервы, и я уже не могла видеть, как он сидит и смотрит пустым взглядом в одну точку, и начинала переходить на оскорбления, он никак не реагировал. Ни на обвинения в слабости и ничтожности в свой адрес, ни на обвинения в адрес этой суки-обольстительницы.

Она вновь замолчала, на этот раз, глядя мне прямо в глаза. Мне хотелось отвернуться, но такой слабости я, разумеется, себе не позволил. Черт возьми, я хотел эту психопатку. И меня это пугало.

– И чем все кончилось? – поторопил я, желая поскорее убраться, и краем глаза заметил, как мой сосед встал из-за своего стола и, едва держась на ногах, поплелся к стойке.

– Мы уже подходим к концу, – она улыбнулась уголками губ. – Или же к началу нашего знакомства, не так ли?

Я предпочел выпить вместо ответа.

– В общем, эти его пиздострадания продолжались около двух месяцев. К психотерапевту ходил, как я уже говорила. Отпуск брал на работе на месяц и весь этот отпуск пил или смотрел в одну точку. Со мной практически не разговаривал – меня это злило, и я тоже с ним могла не заговаривать сутками; иногда, старалась найти подходящие слова, но он только больше замыкался. Тогда я кричала на него и на его шлюху – это я тоже уже говорила. Секс из моей жизни ушел на то время, а он – я практически уверена, – по пять раз в день мастурбировал на свою мертвую невесту. Я же взяла себе целью перетерпеть. Знала, что вечно так продолжаться не будет, и он вернется ко мне. Вернется навсегда – как это и было нам суждено. А появится новая шлюха – значит, и она в могилу уйдет. Так тоже было суждено. К концу второго месяца я изменила свое поведение. Злоба во мне понемногу улеглась, нежность к мужу вновь проснулась, и я вспомнила, как однажды уже вернула все на свои места, поддавшись на его сентиментальные капризы. Начала проявлять заботу, говорила с ним о всякой чепухе, которой по определению было место в моей голове, как у женщины, но не должно было быть места в его, как у мужчины. Всякие там нервные срывы, эмоциональные всплески, травмы и переживания. Нет, оно все, конечно, может быть и у мужчины в голове, но говорить об этом… мне кажется, слишком. Перестала упрекать его в слабости и ни единым словом не упоминала мертвячку. Ну, в любом случае, через два месяца после смерти той шлюхи, спустя два месяца попоек в этом заведении, вновь засияло солнце, и мой муж вернулся. Меня уже тогда насторожило, как резко все произошло. Еще накануне вечером он разговаривал со мной сквозь зубы, а утром я просыпаюсь от благоухающих ароматов цветов, что лежали у меня на подушке и вижу такую любимую улыбку на его лице. А потом мы просто целый день пили вино и занимались любовью. И все вдруг стало как раньше. Вновь я была в своем райском уголке, и вновь была самой счастливой женщиной на планете. И он всю следующую неделю был не просто собой, а улучшенной своей версией. Отремонтировал в квартире все, что требовалось отремонтировать, оплатил все счета на несколько месяцев вперед, свозил меня в Арстад покататься на лыжах – февраль был как раз. Купил