Бартоломью вышел из наемного экипажа у ворот Эйнсли-Хауса. Его нога горела так, словно ее одновременно проткнули десятком обоюдоострых кинжалов, но, ковыляя к западному крылу дома, Толли старался не обращать на боль внимания. За увитой виноградными лозами и цветами аркой скрывалась неприметная дверь. Достав из кармана ключ, Толли вставил его в замочную скважину и повернул. Дверь вела в главный зал «Клуба искателей приключений» с его утопающими в темноте обшитыми деревом стенами, многочисленными полками, уставленными книгами, разнообразными сувенирами и безделушками, привезенными из разных концов света. Четверо членов клуба были уже здесь. Двое из них играли в вист, третий читал, а четвертый прикладывался время от времени к початой бутылке виски.

— Полковник, — произнес Харви, еще один бывший моряк, одновременно исполнявший в клубе обязанности лакея, дворецкого и камердинера, подходя к Толли. — Добрый вечер.

— Харви.

— Повар только что достал из печи жареного цыпленка. Принести вам кусочек?

— Да, благодарю вас. — Стараясь не поморщиться, Бартоломью уселся за один из многочисленных столов, стоящих в зале. Судя по тому, что говорил герцог Соммерсет, раньше это убежище для джентльменов исполняло функцию кабинета и гостиной. Впоследствии помещение претерпело некоторые изменения и теперь давало Толли возможность уединиться, о чем можно было лишь мечтать.

И это было ему весьма на руку, потому что именно сейчас он был совершенно не склонен к общению. Не стоило ему целовать Терезу. Он проявил слабость, испытал гнев и разочарование, услышав, как ослепительный маркиз Монтроуз обозвал его «объектом жалости». Учась в Оксфорде, Толли неизменно побеждал этого напыщенного индюка в любом состязании, требующем силы и ловкости, и вот теперь он посмел оскорбить его.

С момента возвращения Толли в Лондон каждый косой взгляд и каждое произнесенное шепотом замечание напоминали ему о том, что его ценность как мужчины затмили необоснованные сплетни и сам по себе удивительный факт его спасения. За долгие восемь месяцев Тесс Уэллер оказалась единственным существом, способным заставить его забыть… обо всем на свете, пусть даже и на одно короткое мгновение. Она поддразнивала его, флиртовала с ним, и Толли не смог сдержаться. Да и не очень-то хотел.

Слуга поставил перед ним тарелку с ароматным жареным цыпленком.

— Благодарю вас, Харви. И принесите еще стаканчик той польской анисовой водки, если вам не трудно.

— С удовольствием, полковник.

Впервые за несколько месяцев Толли по-настоящему проголодался. И это хороший знак. Ему вовсе не хотелось влачить существование беспомощного инвалида теперь, когда он только что бросил вызов очень красивой и очень язвительной девушке.

Дверь клуба распахнулась вновь. Очевидно, не только он чувствовал сегодня необходимость уединиться. Интересно, кто еще из членов клуба поцеловал сегодня вечером девушку, чтобы потом поспешно сбежать от нее?

— Лопни мои глаза, если это не джентльмен с обезьяной, — раздался громкий возглас Томаса Истона, и Бартоломью поднял голову.

В течение последних нескольких недель он несколько раз встречался с импозантным капитаном Беннетом Вулфом и был свидетелем того, каким ажиотажем сопровождалось его возвращение из Африки. Благодаря этому интерес к самому Бартоломью поутих, и люди перестали строить догадки относительно его чудесного спасения.

— Оставили свою возлюбленную дома в одиночестве, а? — с ухмылкой продолжал вопрошать Истон.

— Знаете, вы кажетесь меньшим глупцом, когда не пьяны, Истон, — не остался в долгу капитан, направляясь к книжным полкам в дальнем конце комнаты. — Только я никогда не видел вас трезвым.

— Я целый год был таким в Аравии, черт возьми, — воскликнул Истон. — Но теперь с меня хватит.

Сэр Беннет с минуту разглядывал корешки книг, а потом взял одну из них, однако, встретившись взглядом с Бартоломью, развернулся и направился к нему.

— Полковник Джеймс, — произнес он, останавливаясь возле стола и протягивая Бартоломью руку. — Каждый раз, когда я заглядывал сюда, вы либо спали, либо были пьяны, сэр.

Толли пожал протянутую руку и посмотрел на молодую обезьянку, сидевшую на плече капитана и таращившую глаза на присутствующих. За тот месяц, что он пробыл в Лондоне, мало кто изъявлял желание пожать ему руку. Ведь этот жест — проявление дружелюбия и человечности, а Бартоломью не находил в себе ни того ни другого.

— А вы только и делали, что сражались с проблемами каждый раз, когда мне приходилось вас видеть, — ответил Бартоломью.

Улыбнувшись, Вулф склонил голову.

— Но теперь, кажется, я избавился от них навсегда.

— Я слышал, вы отправляетесь в Грецию?

— На следующей неделе. — Взвесив на руке книгу, капитан направился к двери. — Если Соммерсет спросит, скажите, что я верну ее завтра. Хочу освежить в памяти сведения о латинской этимологии.

— Пишете очередную книгу?

— Можно сказать и так. Хочу выиграть пари, которое заключил со своей супругой. — Капитан насмешливо сдвинул брови и поспешил удалиться, а полковник предался воспоминаниям.

Тереза Уэллер обожала танцы, а ее обожали многочисленные кавалеры. Даже когда она просто стояла, казалось, будто ее ноги вовсе не касаются пола. Толли же был безвозвратно привязан к земле. И все-таки он поцеловал ее. И даже дважды. Если бы Тереза не удивилась так сильно, Бартоломью вряд ли удалось бы осуществить свое намерение. И если бы он твердо стоял на ногах, она наверняка отвесила бы ему пощечину за такую непозволительную вольность.

Толли потер виски. Если бы ему удалось хоть капельку поспать, его мозги встали бы на место. И тогда он понял бы, что слишком много внимания уделяет одному ничего не значащему поцелую. А ведь до поездки в Индию он был весьма опытным любовником и пользовался огромным успехом у представительниц прекрасного пола. Что ж, возможно, этот единственный поцелуй нужен был ему лишь для того, чтобы попрощаться с прежней жизнью.

Бартоломью запоздало вспомнил, что забыл заехать в «Клуб светского общества» за письмами. Впрочем, вряд ли кто-то ему написал, так что это можно отложить до завтра. Только теперь ему придется гадать, не пригласил ли его Стивен в очередной раз на ужин и будет ли там присутствовать кузина его молодой жены.

Выругавшись, Бартоломью залпом допил оставшееся в стакане спиртное и поднялся с кресла. Что ж, это небольшое приключение встряхнуло его. У некоторых из его подчиненных, погибших в Индии, остались жены и дети. И эти солдаты никогда уже не смогут мечтать о поцелуях и жарких объятиях. Выходит, он счастливчик? Хромая, Бартоломью доковылял до двери, ведущей в глубь дома, и толкнул ее плечом. Если он не снимет сейчас ботинок с левой ноги, то опять заснет обутым.

Для человека, с трудом державшегося на ногах, полковник Бартоломью Джеймс оказался довольно неуловимым субъектом. Сорвал с губ Терезы два поцелуя, а потом… исчез. Прошло уже два дня, а он пропал, словно его вообще не существовало.