Холодный душ. Бутылка минералки. Ключи от ауди. Я готов. Я начинаю новую жизнь. Или возвращаюсь к прежней. Неважно. Главное, что без нее.

" Розмарин" встречает клубами дыма, ударами басов по ушным перепонкам и темнотой. Как и всегда здесь многолюдно, но никого лишнего. Попасть сюда простому Васе за гранью возможного. Только мы- золотая молодежь этого города.

Меня узнают. Кто-то кивает, кто-то спешит перекинуться парой слов, сучки строят глазки и пускают слюни. Все привычно, ничего нового. Хотя нет. Я новый. Измененная версия самого себя. Переломанная и изувеченная.

Дед оказался прав. Я не умею прощать. Зато отлично умею ненавидеть. Свою рваную душу решаю лечить алкоголем и легкодоступными девочками, которые уже оккупировали наш столик и пока наслаждаются одним лишь Артуром.

— О, какие люди, — длинноногая брюнетка отрывается от друга и подбегает ко мне, чтобы запечатлеть невесомый поцелуй на щеке и повиснуть на моем плече. Нет, детка. Брюнеток в моей жизни не было и не будет. Только высокие, худые, русые. И обязательно с огромными голубыми глазами. На них я буду вымещать свою месть и с ними забывать о дикой боли внутри. В каждой я буду видеть ее и каждую за это наказывать. Только так! Иначе не успокоюсь.

— Ты, — не замечая висящую на плече девицу, тыкаю пальцем в другую — пошлую и развратную копию Ксюши. — Пойдешь ко мне?

Та радостно кивает. Дешевая подделка. Брюнетка же надувает губки и, виляя своей пятой точкой, возвращается к Артуру.

— Где пропадал? Я уже переживал, что опять разминёмся, — выпивая, судя по его голосу, далеко не первый шот с какой-то дрянью, спрашивает Артур.

— Решал дела, — не вдаюсь в подробности. Кому они нужны?

Руки девицы уже вовсю скользят по моей груди. Настолько пошло и откровенно, что тошнота подкатывает к горлу.

— Что по нашему вопросу? — Артур как-то еще умудряется думать о работе.

— Все на тебе останется, — не без сожаления отвечаю другу.

— Дед все-таки прижал? На сколько уезжаешь? — он явно расстроен.

Мы строили нашу фирму с нуля. Уехать сейчас — потерять все. Деду наплевать. Для него это капля в море. Да и мне все одно. Нет во мне ни азарта, ни рвения. Только одно желание — забыть.

— Контракт на три года, — констатирую факт. Нужно быть на голову больным человеком, чтобы загнать себя в угол на целых три года, но я это сделал.

— Блядь, Тимур! — истерично заржал Артур. — Ты мудак! Я понимаю у деда твоего крыша едет от старости. Как Кощей, над своим златом чахнет. Но ты-то чем думал? Три года! Три года!

— Слушай, я все продумал, — не унимается Артур. — Даже если Ермолаев съедет с финансирования, мы не пропадем. Оборот пусть и небольшой, но уже стабильный. Тимур шли его лесом. Три года!

Глядя в никуда, покачал головой. Меня здесь ничего не держит. А если деду так спокойнее, ну и хрен с ним. Не на Калыму же ссылает.

— Личные счеты с Шефером что ли? — друг смотрит на меня угрюмо, на что я опять мотаю головой. До Шефера мне нет никакого дела. — Знаю я тебя, за эти годы ты мужика точно в гроб вгонишь. Блядь, о таком сыне, как ты, только и мечтать! Себя не жалеешь, на меня по боку, так хоть его пожалей. Не знает Шефер с кем связался, ох, не знает!

— Хорош, Артур! Я свое слово дал. Маркус тоже не идиот. У него своя выгода. Знает на что идет. Потерпит.

Артур залпом глотает очередной шот и нагло опускает голову облизывающей его шею девушки ниже настолько, что последнюю не видно из-за стола. Черт! Извращенец!

— Когда? — абсолютно трезвым и незатуманенным голосом спрашивает меня.

— За день-два до суда. Дед переживает, что котировки резко упадут. Поэтому идем на опережение.

— Блядь, Тимур! Я тебя готов убить! Ну как так! Едрена вошь! — Артур откинулся на спинку дивана и с силой закрыл глаза руками. С минуту он так просидел, а потом резко наклонился ко мне. — А давай сегодня, как раньше? А? Только ты, я, девчонки и океан текилы. Я хочу запомнить своего друга. Через три года ты вернешься другим. Если вообще вернешься.

Он прав. Не вернусь. Но ухожу в отрыв. Я хочу забыть. И у меня получается.

***

— Тимур, сегодня в семь вечера в "Арагоне" ужин с Шефером, — приказным тоном объявляет дед за завтраком. — Приведи себя в порядок.

Последние недели я живу у него. В этом чертовом мрачном доме. Не могу находиться в своей квартире. До сих пор. Но и здесь не легче. Рядом с дедом все четче ощущаю приближение дня Х. Сейчас понимаю, что погорячился. Не хватит меня на три года. Не хватит.

— Ему не рожа моя нужна, а твои деньги, — отвечаю деду, на что тот резко встает и подходит ко мне, не смотря на остывающий омлет в его тарелке.

— Ты со мной так разговаривать не смей! — шипит он. — Я тебе давал время все обдумать. Решение ты принял сам. Значит, будь добр вести себя достойно.

— Есть, сэр! — с издевкой отрезаю деду, резко встаю из-за стола и направляюсь к выходу. — Весь вечер буду облизывать Шефера и все его семейство.

Пулей вылетаю из дома, сажусь в ауди и мчу в никуда. Последние дни свободы. В универе пока взял академ. Хотя дед настаивал на переводе. На фирме все дела передал Артуру. С отцом тоже вроде ясно. Суд через четыре дня. Сидеть, судя по всему, будет долго. Оставалось последнее дело. Но как к нему подступиться я не знал.

До боли знакомая высотка. Двор украшен гирляндами и смешными снеговиками. Через неделю Новый год. В угрюмом доме деда я об этом совершенно забыл. Подъезд. Домофон.

— Кто? — мягкий женский голос пронзает меня неожиданно. Какой-то знакомый и родной. Бред. Наверно, его жена.

— Миронов дома? — спрашиваю, прокашлявшись.

— Нет, его нет, — опять этот тембр. Молчу, жду еще хоть слово. Но вместо этого вызов сбрасывается. Черт!

Я так и не знаю, кто стоит за гибелью Киры. Миронов был последней надеждой, но встретиться с ним до последнего не хватало духу. Слабак.

Иду обратно к машине и чувствую, как спину пронзают иголки. Я ощущаю на себе ее взгляд. Я не ошибся. Это был голос Ксюши. Что ж с тобой, девочка, я тоже с удовольствием попрощаюсь!

— Ты говорила с отцом? — между прочим спросил Лерой.

Было раннее утро, мы завтракали в столовой вдвоем за огромным столом.

Последние дни наедине с Лероем давались мне особенно тяжело. После моего побега в Ле-Ман он стал более подозрительным. Мы вновь вернулись в то время, когда днями могли не разговаривать друг с другом. Но если раньше не хотела говорить я, то сейчас чаще отмалчивался Лерой.

Он постоянно о чем-то размышлял и монотонно смотрел на меня. Куда-то выходить в его компании мне совершенно расхотелось, поэтому большую часть дня я проводила либо на своем балконе, либо на террасе с противоположной стороны. Одевшись потеплее, я могла часами рассматривать сказочно оформленный к Рождеству город, который ближе к вечеру озарялся невообразимым количеством разноцветных огоньков. Волшебное время! Правда, в моей жизни чудес пока не было.