– Возможно, – сказал Кузнецов. – Но не факт. Надо все проверить. Узнать, были ли у него неприятности, и если да, то какие именно. Может быть, ему кто-то угрожал…

– Ну вот, – с тоской произнес Быков, – уже и угрожал!

– Почему бы и нет? При его наклонностях обзавестись врагами в лице чьих-нибудь родителей – пара пустяков. Один хороший удар в подбородок, и человек в глухом ауте. Связываешь его скотчем, который не оставляет рубцов на коже, заклеиваешь пасть, чтобы не переполошил соседей, и вешаешь. Потом аккуратно срезаешь путы, а следы липкой ленты легко удалить – спиртом, например, или обыкновенной теплой водой…

– Ну-ну, – недоверчиво сказал Быков. – Ты не перегибай, ученая голова! Кто его, по-твоему, пришил – профессор Мориарти?

– Возможно, – повторил следователь. – Как выражался один юморист, не все же в деревне дураки… Надо опросить свидетелей. Может, кто-нибудь видел, как ночью в подъезд входил посторонний человек, или заметил какую-то машину…

– Ребята уже на обходе, – вздохнул капитан. – Только черта лысого они выходят. Какие свидетели в четвертом часу ночи? Соседка слышала шум – чайник со свистком ее, понимаешь ли, разбудил, – но окна у нее в квартире на другую сторону, так что видеть она ничего не видела…

– Он тебе еще нужен? – спросил у Кузнецова эксперт и, дождавшись отрицательного покачивания головы, крикнул в сторону прихожей: – Сержант, можно выносить!

В прихожей стукнула дверь, с лестничной площадки донесся голос сержанта, который разговаривал по рации. Вскоре в квартиру, топоча, как лошади, вошли два дюжих санитара в броской униформе Центроспаса. В комнате, где и до их появления было тесно, стало не повернуться. Они сняли с шеи погибшего удавку, упаковали его в черный пластиковый мешок, погрузили на носилки и, неловко протиснувшись через мизерную прихожую, освободили помещение. На полу остался только очерченный мелом контур тела да растянувшаяся, как дохлая змея-альбинос, удавка.

Снаружи было слышно, как санитары, сдавленно матерясь и скребя ручками носилок по стенам, с трудом разворачивают свою ношу на узкой лестничной площадке. Потом кто-то, видимо, сержант, закрыл дверь квартиры, и удаляющиеся голоса зазвучали глуше, а вскоре и вовсе стихли. Внизу гулко бабахнула дверь подъезда, и через открытую форточку на кухне стало слышно, как санитары возятся около своего микроавтобуса.

Эксперт, высоко, как журавль, поднимая ноги, чтобы не затоптать улики, расхаживал по комнате, щелкая затвором фотоаппарата и слепя глаза вспышками блица. Из двери, что вела на кухню, высунулся старлей Васин – молодой, круглолицый, румяный и лопоухий, неизменно вызывавший горячую симпатию у дам пенсионного и предпенсионного возраста.

– Вопросы к свидетелю есть? – спросил он, адресуясь к Кузнецову.

– Ты все запротоколировал? – ответил тот вопросом на вопрос.

– Обижаешь, начальник, – хмыкнул Васин и, выставив перед собой растопыренную пятерню, несколько раз сжал и разжал пальцы. – Мы писали, мы писали, наши пальчики устали…

– Тогда вопросов нет, – сказал Кузнецов.

– Так я отпускаю?

– Конечно.

Свидетельница, сухонькая и востроносенькая старушенция в надетом поверх синего свитера цветастом халате и домашних шлепанцах с меховой оторочкой, в сопровождении старлея появилась из кухни и проследовала к выходу. По дороге оба не переставали говорить: Васин благодарил старушенцию за оказанную ею неоценимую помощь следствию, а старушенция уверяла, что все это пустяки, что покойный был мужчина тихий, положительный и безвредный и что если бы ее спросили, скажем, про Масловых из двадцать седьмой или Назаровых из восемнадцатой, она бы такого порассказала, что только держись!

– Уф, – сказал Васин, закрыв за ней дверь и вернувшись в комнату.

Быков, который по-прежнему стоял, привалившись тощим задом к подоконнику, закурил новую сигарету.

– Протокол покажи, – потребовал Кузнецов, пристроился рядом с Быковым и широко, с риском вывихнуть челюсть, явно непроизвольно зевнул. – Сигареткой угостишь?

– Не выспался, ловелас? – усмехнулся капитан, протягивая ему открытую пачку. – Понимаю, дело молодое!

– Ага, – хмыкнул Кузнецов, выуживая из пачки сигарету. – С такой жизнью забудешь, как оно делается, это молодое дело!

– Что так? – сочувственно поинтересовался Быков.

– Бомжи жмура за городом в венткамере заброшенной теплотрассы нашли, пришлось выезжать.

– За городом? – удивился капитан. – Так это ж не наша земля!

– Земля не наша, зато жмур наш, – вздохнул Кузнецов. Капитан дал ему прикурить, и они дружно задымили. – Там же, в камере, в углу, нашли его водительское удостоверение и документы на машину – наверное, из кармана выпали или убийца впопыхах обронил. Такая вот, понимаешь, случайность: труп облили бензином и сожгли, обуглился до полной неузнаваемости, а документы целехоньки…

– Странная случайность, – выпустив в потолок длинную струю дыма, с глубокомысленным видом заметил Быков. – Может, этот, которого документы, сам все подстроил? Грохнул какого-нибудь бомжа, свои ксивы подбросил, а сам рванул к теплому морю или, наоборот, за Уральский хребет…

– Возможно, – ввернул свое любимое словечко Кузнецов. – Экспертиза покажет. Я видел его медицинскую карту. Там значатся аппендэктомия и перенесенный в детстве перелом стопы – левой, кажется, хотя точно не помню. И даже панорамный рентгеновский снимок обеих челюстей имеется.

– Ну, челюсти, челюсти… – проворчал Быков. – Челюсти под готовый снимок подогнать можно. Помнишь, было такое кино с Брюсом Уиллисом – «Девять ярдов»? Так там жмуру здоровые зубы сверлили и коронки ставили. И как раз перед тем как спалить. А шрам от удаления аппендикса – не такая уж редкая штука, даже у бомжей. Правда, такого стоматолога, чтоб согласился у мертвяка в пасти ковыряться, не в каждой поликлинике найдешь, да и перелом стопы… Не будешь ведь у каждого встречного бомжа спрашивать: слышь, болезный, ты в детстве стопу не ломал? Таких, с переломом в нужном месте, может, один на тысячу…

– А с полным набором зубов – один на миллион, – в тон ему подхватил Кузнецов. – Кто бы послушал, какой бред мы с тобой несем!

– Полный, – подтвердил Васин, который уже вернулся в комнату и стоял рядом с протоколом свидетельских показаний в руке.

– Абсолютный, – поддакнул эксперт, зачехляя фотоаппарат. – Я бы даже сказал, эталонный.

– Вам что, умники, заняться нечем? – прикрикнул на них Быков. – Васин, ты выяснил, где работал этот педофил?

– Почему педофил? – удивился старлей, пропустивший рассказ Кузнецова о некоторых подробностях биографии покойного Ивана Николаевича Серебрякова.

– Потому что таким уродился, – проинформировал его капитан. – Так ты выяснил или нет?

– Клуб «Башня», – сообщил Васин.

– Вот