советскими специалистами, они приступили к делу. Воздух попытались вдуть через фурму. В течение целого дня дули одну фурму. «Восемнадцать фурм потребуют восемнадцать дней, — прикинул Хабаров. — Так и февраль проскочит, а ведь дали слово директору пустить печь в конце месяца…»

Теперь воздуходувная машина работала день и ночь. Иногда казалось, что железный панцирь не выдержит напора и затрещит по швам, но печь продолжали накачивать воздухом. Потом с огромной осторожностью прожгли фурму кислородом, расширили ее отверстие и обложили коксом. От этой фурмы прожгли соединительный канал на вторую.

После нескольких упорных попыток удалось таким же путем соединить вторую фурму со шлаковой леткой. Раджан был рядом и изо всех сил помогал Хабарову. Индийский доменщик впервые видел, как живой бурлящий металл, обернувшись мертвым железом, не желал двинуться с места. Раджан нагнулся к Хабарову и суеверно заговорил, что «козел» держит Джохха — дух, охраняющий клады. На усталом лице Хабарова появилась улыбка:

— Наш дух, Раджан, сильнее.

Раскаленный кокс медленно подтачивал застывший металл. Вскоре из огромного чрева печи извлекли первые небольшие куски железного сплава. А к концу месяца печь, освобожденная от многотонной тяжести железного монолита, радостно загудела. Хабаров, шатаясь, отошел от горна. Нет, он не подвел своего учителя. Раджан, с сияющим, как у ребенка, лицом, коснулся его руки:

— Ты, дада, сильнее Джохха…

На другой день русских доменщиков пригласил директор завода. Он предложил им деньги за то, что они «спасли завод».

Доменщики ответили: «Когда брат помогает брату, он деньги не берет».

— Тогда будьте нашими гостями. Погостите хотя бы месяц, — любезно предложил директор.

Доменщики поблагодарили и согласились остаться на некоторое время. Хабаров решил навестить Раджана. Надев светлый костюм, он поехал в новую часть города.

Пять лет назад, когда начиналось освоение завода, Раджан с семьей ютился в ветхой хижине, стоявшей в тени манговых деревьев. Теперь горновой жил в новом доме с электричеством, ванной и даже вентилятором, нагнетавшим прохладу. Маленькие кхоки — дочери Раджана Сингха с любопытством смотрели на высокого сероглазого русского, который весело смеялся и что-то громко говорил отцу. В этих девочках Хабарову виделась новая Индия. Это ощущение не покидало его и тогда, когда он навестил маленьких правнуков Тагора. Он сфотографировал их в саду на фоне каких-то причудливых деревьев и долго объяснял, что повезет этот снимок в подарок своему сыну.

Поездка по стране открывала много неожиданного. Темные руины древних гробниц и марево, повисшее над большими заводами. Богатые особняки модной архитектуры и жалкие бамбуковые хижины. Хабаров неустанно фотографировал.

Перед отъездом домой он пошел в доменный цех. Печь, излеченная от недуга, встретила его мощным гуденьем. Вверху, по наклонному мосту, сновали вагонетки, доставляя в ее прожорливую горловину тонны высокожелезистой руды. У горна готовили широкую канаву к выпуску чугуна. Всей работой здесь умело руководил Раджан Сингх. Быстрый в движениях, он тем не менее не казался суетливым. Его ястребиные глаза подмечали все. Когда канава была готова и раздался сигнал, Раджан надвинул на лоб войлочную шляпу и спокойно направил электробур в летку. Из летки вырвался оранжевый вихрь огня, смешанного с густым дымом, и в канаву ринулась горячая лава.

Раджан подошел к Хабарову. Они стали прощаться. Взволнованный горновой по индийскому обычаю сложил ладони и произнес:

— Оча, дада, оча! Спасибо, брат, спасибо!

Будни

Железная капля

В газовой будке доменной печи на стене монотонно жужжат приборы. У окна на тумбочке стоят два больших эмалированных чайника и граненые стаканы. В ночную смену доменщикам удается выкроить время, чтоб взбодрить себя стаканом крепкой заварки. Над столом склонился мастер бригады Юрий Петрович Неведров. На листе бумаги он аккуратно выводит: «Продолжается ли сегодня революция? Твое место в ней?»

С улицы в открытую форточку доносится протяжный гудок паровоза. Юрий Петрович поднимает голову, прислушивается. Он распахивает куртку и снова склоняется над листком.

«Есть ли в тебе настоящая смелость, революционная решимость, какие были у наших отцов?» Неведров откладывает перо. В памяти он старается во всей полноте представить своего крестного отца старого доменщика Ивана Егоровича Цирульникова таким, каким запомнил его, может быть, в самый крутой поворот своей жизни.

Тогда Неведров был студентом последнего курса института и в бригаде Цирульникова проходил преддипломную практику. Работа у горна тяжелая. Разделывали летку вручную, железной пикой. Мокрые рубахи горновых прилипали к телу. Но молодой практикант не спешил подставить свое плечо горновым. Он считал, что ему это ни к чему, что для него важно лишь усвоить процесс горновых работ.

Прошла неделя его практики и началась вторая. Выпускали чугун. Все шло так, как всегда. Вдоль канавы лежал заготовленный песок, и все ждали, когда закончится сход чугуна. Потом горновые закрыли летку и стали отдирать со дна канавы затвердевшие пласты едва остывшего металла. Тяжелые твердые корки с трудом удерживались на дрожащих лопатах. Цирульников работал вместе со всеми, тяжело взмахивая ломом.

Неведров искал лопату. Он искал долго, а когда нашел за будкой у стены, канава уже была расчищена, и ее засыпали песком. Неведров встал с края и нехотя стал сбрасывать остатки песка в канаву. Иван Егорович вытер лицо и, спрятав в карман почерневший платок, отозвал практиканта в сторону. Неведрова поразила спокойная сила в его голосе:

— Слушай, — сказал Цирульников. — У нас тут все общее: и тонны, и капли пота. Но твоей железной капли здесь нет…

Иван Егорович мог бы выругать его самыми последними словами мог бы доложить критически начальству, а он только и сказал эти слова о железной капле. Но они не забывались и по сей день. Юрий Петрович, думая о своей бригаде, где почти все молодые — газовщики, горновые, машинисты вагоновесов — спрашивал себя: был ли он для них тем, кем был для него Цирульников? Он знал, что значение человека определяется тем, как он действует, что испытывает при этом и как побуждает действовать других. Ему повезло: он встретил на своем пути старого горнового, который помог ему осознать и испытать чудесный сплав рабочего братства.

Глядя на горновых, иногда аккуратных, иногда легковесных в работе, Юрий Петрович, мастер и партгрупорг бригады, хотел так же, как Иван Егорович Цирульников, пробуждать в этих молодых парнях стремление отдавать общему делу свою железную каплю.

В чем-то он старался быть похожим на своего учителя, в чем-то действовал по-своему. Как-то ему попался в руки журнал «Юность» с повестью Титова «Всем смертям назло». Владислав Титов, спасая людей и шахту, повис на оголенных проводах. Он остался без рук, но и тогда не сломался, не утратил душевных сил и энергии.