я не узнал ее спустя четырнадцать лет? – И я не видела причин говорить тебе об этом. Особенно, учитывая ситуацию с недвижимостью.

– Но ты все равно хотела, чтобы я тебя поцеловал, – возражаю я (и да, говорю это, чтобы она считала меня мудаком). – Даже несмотря на то, что я большой серый волк, пытающийся отобрать твой домик.

Ее глаза снова сверкают, но на этот раз не весельем. Она отходит от окна, и я слышу, как рядом со мной открывается дверь. Зенни стоит на пороге и выглядит непозволительно очаровательной, жестом приглашая меня внутрь.

– Может, мы начнем?

– Нет! Зенни, ты у меня в долгу, черт побери.

– Я не собираюсь с тобой об этом разговаривать, – говорит она. – Все закончилось, и этого больше не случится… Начнем с того, что ничего не было. Давай обо всем забудем.

Я не собираюсь забывать об этом! Не собираюсь забывать о ее прикосновениях, о моем желании обладать ею, что на данный момент вовсе не воспоминание, а настоящее реальное чувство. Я хочу ее, и это мое состояние в настоящее время. Да и как вообще я должен забыть, что это младшая сестра Элайджи, которую я держал на руках еще младенцем?

О господи, мне прямая дорога в ад. Я даже не верю в его существование, но точно отправлюсь туда. Но что еще хуже – она-то, скорее всего, верит. Верит во всю эту глупую чушь и собирается посвятить свою жизнь той же церкви, которая убила мою сестру.

Как я могу все еще желать ее после всего этого? Зная, что это малышка Зенни, зная, что она выбирает единственное в мире учреждение, которое я мечтаю видеть сровненным с землей? Но боже, как же я ее хочу!

Она снова машет мне, чтобы я вошел внутрь, и я, наконец, принимаю приглашение. Проходя мимо нее, улавливаю какой-то нежный аромат, похожий на запах роз.

– Я просто хочу, чтобы ты увидел приют, прежде чем мы перейдем к делу, – невозмутимо заявляет она, закрывая дверь в комнату ожидания, и ведет меня по короткому коридору. Мы проходим мимо небольшого кабинета, внутри которого какая-то женщина разбирает коробки, скорее всего, именно с ней Зенни разговаривала ранее. – Летом здесь довольно тихо, – продолжает Зенни, – за исключением дождливых дней или когда у нас появляется очередная группа женщин, ожидающих постоянного размещения.

– Зенни.

Игнорируя мои слова, она ведет меня в большую комнату с аккуратно застеленными двухъярусными кроватями.

– Но зимой приют переполнен. У нас действует строгое разделение помещений для семей, мужчин и женщин. Но временами, чтобы никого не выгонять на улицу, нам приходится разрешать посетителям спать на полу на кухне.

Я оглядываю скудно обставленную комнату, которая, несмотря на потертые одеяла и плоские подушки, чрезвычайно чистая и пахнет на удивление по-домашнему. Знакомая смесь ароматов свежеиспеченного хлеба, живых цветов и чистящего средства «Мистер Пропер». Затем снова перевожу взгляд на молодую женщину, которая изо всех сил старается не смотреть на меня.

– Зенни.

Она разворачивается и выходит из комнаты.

– А вот тут столовая, – тараторит она, сворачивая в широкий дверной проем. – Как видишь, она довольно маленькая для того, чем мы тут занимаемся, и кухня нуждается в ремонте, но несмотря на все это мы смогли обслужить почти две тысячи…

– Зенни. – И на этот раз я прикасаюсь к ней, едва заметно проведя по локтю под белой искусственной на ощупь тканью. Но она замирает на месте, словно парализованная.

– Скажи мне, что было прошлым вечером, – произношу я, понимая, что мои слова звучат, как приказ, и что я говорю таким же низким голосом, каким обычно требую, чтобы женщина раздвинула свои ноги для моего рта. Я это понимаю, но мне все равно. Не думаю, что смогу смириться с воспоминаниями о прошлом вечере, не расставив точки над «и». Мне кажется, что я больше ни секунды не смогу выдержать, чтобы не поцеловать ее. Хочу слышать, как она произносит мое имя снова и снова. Что-то должно измениться, что-то должно остановить эту мучительную пульсацию в груди, которую она вызывает. И это единственное, что мне приходит в голову: – Помнишь, ты просила меня быть с тобой честным? Как насчет того, чтобы ты ответила мне тем же?

Стоя позади нее, я замечаю, как поднимаются и опускаются ее изящные плечи, когда она делает вдох. Вижу, как солнечный свет озаряет ее локоны и напряженную линию ее подбородка, пока она думает.

– Повернись и посмотри на меня, – мягко прошу я. И, черт побери, это было ошибкой, потому что она действительно поворачивается и смотрит на меня, и я, похоже, опять забываю, насколько она великолепна, забываю, что эти пухлые губки делают с моим членом.

– Пожалуйста, – тихо прошу я, вглядываясь в ее лицо. – Скажи, что было прошлым вечером.

Яркое утреннее солнце превращает ее карие глаза в расплавленную тягучую медь, как будто сама ее душа кипит и ждет, когда ее отольют. Зенни вздыхает, собираясь опустить взгляд вниз, но я не позволяю ей этого, приподняв пальцем ее подбородок, чтобы она не сводила с меня глаз. Кажется, мое прикосновение шокирует ее, да и меня тоже, и где-то в глубине сознания всплывают образы витражных стекол и терпкий вкус вина.

– Я… я просто хотела, чтобы прошлый вечер был только моим, – наконец, признается она. – Через месяц я дам обеты послушницы и кроме колледжа не смогу свободно… – Она замолкает, словно ловит себя на том, что чуть не сказала лишнее. – Тогда настанет время полностью посвятить себя ордену и этой жизни.

– Значит, ты собиралась попросить первого встречного великовозрастного мужчину поцеловать тебя?

– Ты не такой уж старый.

– Ты знаешь, о чем я говорю. Ответь мне, пожалуйста.

Еще один вздох.

– Нет. Я лишь хотела нарядиться, выпить и провести вечер без домашних заданий, уборки приютских туалетов или изучения экуменических текстов. А потом я увидела тебя, и ты меня вообще не узнал, что было ужасно, но в то же время я чувствовала себя… в безопасности. Как будто знала тебя и одновременно не знала. Как будто я могла притвориться кем-то другим, но при этом понимала, что ты позаботишься обо мне.

– Это было довольно опасное предположение, – говорю я, чувствуя прилив страха. – То, что я наговорил тебе прошлым вечером… Проклятье, это было нехорошо с моей стороны.

Она выгибает бровь.

– Выходит, незазорно говорить такое незнакомке, но теперь, когда ты знаешь, что я сестра Элайджи, у тебя иное мнение?

– Ну да. К тому же ты так молода, а меня нельзя назвать хорошим человеком. Если бы ты