В несколькихсловах Рауль сумел взять реванш за себя самого, за Мистраля и за всю команду.Этот юный циник, обуреваемый амбициями, дал бой за всех. Он вступился зачемпиона, чья жизнь висела на волоске, за Джордано Сачердоте, за Андреа Сориа,за инженеров и механиков, составлявших гордость команды, за блистательноесозвездие талантов, за их дерзания и свершения, питавшие славу человека,лишенного человеческих чувств.

Раулем двигалипрежде всего уважение и привязанность к Мистралю, чувство вины за аварию, из-закоторой жизнь чемпиона теперь зависела от медицинской аппаратуры. Одушевленныйсобственным порывом, он даже не почувствовал обрушившейся на него пощечины иедва услышал сопровождавшие ее слова.

— Заткнись,пидер, — прошипел Джанни, вложив в оскорбление весь яд, скопившийся у неговнутри. — Прикуси свой поганый язык или вылетишь вон из команды.

Флоретта Руссельбыла единственной дочерью прославленного и всеми почитаемого парижскогоспециалиста по уголовному праву, в доме которого собирались сливкимеждународной политики, журналистики и финансов. Девочка не выказала особойсклонности к учебе, зато доказала, что обладает врожденной элегантностью инастоящим парижским шиком. Когда до адвоката Русселя дошло, что его дочерисуждено оставаться вечной второгодницей на юридическом факультете, онсогласился с ее переходом в редакцию журнала «Вог».

Флоретта с головойокунулась в работу, ловко уклоняясь от товарищеских подножек коллег, искуснолавируя между причудами великих модельеров и капризами королей фоторепортажа.Благодаря своим поразительным, врожденным организаторским способностям онасумела завоевать расположение главного редактора. Но вскоре весь этот мишурныймир ей наскучил, и в тот самый день, когда ее назначили редактором отдела, онаподала заявление об уходе.

В это же времяФлоретта поняла, что беременна. Поделившись новостью с виновником торжества,человеком честолюбивым и не слишком обремененным совестью, она услышала вответ, что семья и дети в данный момент не входят в его планы, а потому прощай,дорогая.

В тех кругах, гдевращалась блистательная Флоретта, даже в семидесятые годы, несмотря нанесомненные завоевания сексуальной революции, на детей, рожденных вне брака,смотрели косо. Тем не менее она решила сохранить ребенка. Когда малышуисполнилось пять лет, Флоретта устроила грандиозный прием в своем парижскомдоме на авеню Маршала Нея. Среди гостей была Шанталь Онфлер с мужем,итальянским гонщиком по имени Мистраль Вернати, участником «Формулы-1». Послепервой, случайной встречи Мистралю и Флоретте представился случай познакомитьсяпоближе, и между ними возникло взаимопонимание, вскоре перешедшее в задушевнуюи крепкую дружбу. Столь несхожие по социальному происхождению, культурнымтрадициям и образу жизни, они питали друг к другу искреннее уважение ипривязанность. Мистраль предложил Флоретте на постоянной основе управлять егостремительной карьерой, и она с энтузиазмом приняла предложение, захваченнаяего рассказами о мире автомобильного спорта.

Флоретта ворваласьв жизнь Мистраля стремительно, как ветер, и тут же, со свойственной ейделовитостью и энергией, развернула бурную деятельность. Став посредницей междучемпионом и прессой, она принялась целенаправленно создавать его общественныйоблик, привлекательный для публики, организуя интервью, фоторепортажи, участиев телепрограммах. Ее статьи о нем публиковались как в ежедневных газетах, так ив специализированных изданиях. Когда речь зашла об оплате ее услуг, онапопросила процент с доходов Мистраля. В последнее время работа стала приноситьей по полмиллиона долларов в год: внушительная цифра даже для Флоретты, никогдане нуждавшейся в деньгах.

Флоретта стала дляМистраля ангелом-хранителем. Когда чемпиона после аварии доставили в госпиталь,она распорядилась перевезти свои личные вещи и багаж Марии в один из номеровмиланского отеля «Плаза», позаботившись также и о том, чтобы новость непросочилась в прессу.

Этот отель она выбралаиз-за близости к госпиталю, и, когда Мария вышла из отделения интенсивнойтерапии с доктором Спадой, Флоретта была уже на месте, готовая проводить ее вгостиницу. Заодно она успела разместить там Мануэля и Фьямму, прибывших в Миланпод присмотром Рашели, своей постоянной няньки, заботливой, как мать, исвирепой, как прусский фельдфебель.

Когда Адель Плувенчуть ли не силой вывели из реанимационного отделения, она тоже перебралась вгостиницу, где нашла Рашель и внуков, уже ожидавших ее появления. Вид у нее былсовершенно разбитый, глаза покраснели и опухли от слез, она хромала большеобычного.

Мануэль с разбегубросился ей на шею и спросил с обескураживающей детской прямотой:

— Это правда,что папа умирает?

Фьямма темвременем улыбалась простодушной и трогательной улыбкой, свойственнойслабоумным, терпеливо дожидаясь разрешения Адели подойти и сесть рядом.

— Твой отецскоро выздоровеет, вернется домой и задаст тебе перцу, — через силупошутила бабушка.

Потом онавзглянула на Фьямму, и ее сердце болезненно сжалось. Адель обожала эту девочкуи смотрела на нее как на родную дочь Мистраля. Она высвободилась из объятийМануэля и наклонилась к Фьямме.

— А ну-ка идисюда, поцелуй меня, — ласково проговорила старуха.

Фьямма с восторгомобняла бабушку.

— Ты ела виноград? —спросила она.

Адель удивиласьвопросу:

— Почему тытак решила?

— От тебя таквкусно пахнет американским виноградом. Мне нравится американскийвиноград, — пояснила девочка. Ей очень хотелось спросить о здоровьеМистраля, но она не решалась.

Адель направиласьв большую, ярко освещенную гостиную, с трудом пробираясь по толстому ковру кобитому парчой креслу. Ноги ее больше не держали, и Фьямма взяла ее под руку,чтобы помочь.

— Флореттаговорит, что тебе надо отдохнуть, бабушка, а вон там для тебя приготовленакомната, — сказала девочка.

— Да кто онатакая, эта Флоретта, что раздает приказы незнакомым людям? — возмутиласьАдель, продолжая переступать нетвердыми шажками. — Что за люди васокружают? Живете как в цыганском таборе! — добавила она ворчливо.

— Флоретта —это Флоретта, — рассудительно объяснила Фьямма. — Ее все слушаются.Даже папа.

— Флоретта —это я, — объявила женщина, появившаяся в гостиной в эту минуту.

Высокая и худая,как жердь, она в первое мгновение показалась простодушной Адели похожей назапомнившееся с детства воронье пугало, стоявшее в огороде на их ферме в Бонье,но, разглядев незнакомку поближе, старуха была поражена ее красотой. На вид ейбыло лет тридцать пять, на самом деле могло быть и гораздо больше. Несмотря нахудобу, стройное тело было удивительно женственным. Черные с проседью волосыбыли подстрижены очень коротко, на загорелом лице выделялись золотистые,кошачьего разреза глаза, носик был маленьким, небольшой рот — полным ичувственным. Она похожа на дикую кошку, готовую к прыжку, подумала Адель.