тревогой смотрели на меня. Дура я! Дура! Из-за моей выходки напугался ребёнок.

— Ванилопа, учись на моих ошибках, — едва делаю спасительный глоток воды, сразу стараюсь успокоить малышку. — Вот нельзя по долгу сидеть на солнце, да ещё и без головного убора.

На девочке то всё это время была кепка, а я вот сверкала непокрытой макушкой.

— Ники, тебя папа еле поймать успел, а я испугалась, — признаётся девочка, и мне снова хочется выписать себе подзатыльник.

Нельзя так! Ведь и малышу моему это тоже может навредить. А если бы действительно упала… холодный пот резко покрывает мою спину.

Ладони Ярового смыкаются на моём животе, и меня снова прошивает эмоциями. Он ведь не знает, что там его малыш.

И не надо знать! — подсказывает страх внутри меня.

Он ненавидит женщин, и тебя тоже, а тут на лицо некрасивая картинка будет. Нет!

— Простите меня, пожалуйста. Я немного перегрелась. Больше так не буду, — и пытаюсь слезть с мужских коленей, а то неровное горячее дыхание Захара сзади на моей шее, ой, как кое-что напоминает. Бежать!

Фиг! Помотала нижними лапками в воздухе и на этом всё. В наказание ещё сильнее впечатали спиной в свою широкую грудь.

— Ладно, Ники. Раз всё хорошо, то будем обедать. Я сейчас принесу булочки из моего рюкзака. Папа оказывается их не трогал, — уже с улыбкой лисички добавляет малышка.

— Ну, Лика, как я мог! — басит вслед уходящей в другую комнату дочери, а потом сразу мне на ухо. — Ники, бл*ть, ещё раз такое безрассудное поведение и …

Он так громко сглатывает последующие слова, что я даже не пытаюсь узнать, что там должно было быть.

— Ты совсем без царя в голове? Утром кофе, потом тяжёлый рюкзак, а теперь это…. Ты не хочешь ребёнка, и таким образом пытаешься от него избавиться?

А вот и соль на рану… больно!

— Нет! Нет! Всё не так! — вскрикиваю я, но тут же перехожу на шёпот. — Я пью только слабый капучино, а иначе не могу проснуться, а этот рюкзак я собиралась потом перебрать по весу и взять только самое необходимое. Обморок… мой косяк. Сглупила. Отпусти меня, пожалуйста. Не могу так больше сидеть.

Наверное, от недавней потери сознания мозги у меня отключились, поэтому я зачем-то сначала начала оправдываться перед человеком, которому по сути фиолетово, а потом ещё почти в открытую признала, что меня смущает наша поза.

— Успокойся. Сейчас прекратишь истерить, и я тебя отпущу.

— Я не истерю. Я в порядке.

— И поэтому у тебя пульс больше нормы в два раза.

И только теперь я понимаю, что на мне нет моей спортивки, а рукава водолазки закатаны до локтей. Ну, хоть её не снял, гад ползучий!

— У тебя красивое тату, — и голос такой проникновенный. Убила бы!

— Спасибо. В моё время крылья ангела делала каждая вторая девчонка.

Не реагировать! Молчать до последнего! Доказательств, что в ту ночь была я, наверняка нет, а иначе меня бы ими уже к стенке припёрли и распяли.

— Я только у тебя и видел.

— Бывает. Может мало общаешься с людьми, у которых есть тату?

И снова пытаюсь сползти с коленей, так как моё тело в местах соприкосновения с мужским горит огнём, а тушить его потом придётся под душем.

Он сопротивляется, продолжая обнимать за талию, при этом как-то даже нежно накрывая пальцами мой живот.

— Лика не возвращается. Мне надо проверить, — использую проверенный метод, тем более я здесь должна за ней следить, а не плавиться как шоколад в объятиях её папы.

Меня отпускают. Осторожно встаю на пол и ещё через секунду делаю шаг в сторону кухни, где скрылась прекрасная Ванилопа.

Уже на пороге, не удержавшись, обернулась, чтобы посмотреть, что так тихо делает мужчина.

Яровой продолжал сидеть в кресле, буквально нашпиливая меня на свой взгляд. Боже!

— Вероника, я всё вспомнил.

— Что именно всё? — и понимаю что не готова к новому раунду. — Но в любом случае предлагаю обсудить это позднее.

К моей радости мужчина кивает, и я спешу на поиски пропажи.

С малышкой оказывается всё хорошо. Она разложила по тарелкам на нас троих булочки, налила всем сок и даже достала вилки и приготовленный заранее овощной салат в пластиковом контейнере.

— Ого, Лика! Какая ты умничка! — от всей души похвалила ребёнка, радуясь, что она вроде бы отошла от моего обморока.

И дальше всё было хорошо. Мы поели, Яровой скупо, но похвалил мой талант по выпечке, и когда Лика попросила почитать ей книжку, просто ушёл из домика.

Утомлённые жарой мы с девочкой даже немного вздремнули на широкой кровати, а потом она всё-таки уговорила меня пойти позагорать на вечернем солнышке.

Решила, что терять мне особо нечего, так что сменила водолазку и штаны на шорты с высокой талией и до середины бедра и короткий топ на тонких бретельках. По руководством Лики спустились к берегу реки, где действительно была построена небольшая круглая беседка и на довольно чистом песке стояли шезлонги и зонтики. Всё явно новое.

— Это для меня папа в этом году сделал. Раньше мне сюда нельзя было, — гордо объясняет ребёнок, устраиваясь как истинная модница на шезлонге.

— Наверное, раньше папа боялся подпускать тебя совсем малышку так близко к воде?

— Нет. Я вообще тут не бывала. Ну в этом доме. Мама не разрешала меня сюда привозить.

Голубые глаза в миг потускнели, и хотя я ничего не поняла, но заткнула своё любопытство большим кляпом. Малышке и так не сладко от этих воспоминаний, а тут ещё я с расспросами. Лучше папочку её попытаю, а то всё только о моих тайнах беседуем.

***

С пытками Яровому пришлось подождать до самой ночи, так как Лика, будто что-то почувствовав, не отходила от меня.

Мы плескались в заранее приготовленном с прогретой водой небольшом бассейне возле беседки, загорали, играли в песке и всё снова по кругу, пока не стало вечереть. Тогда Яровой загнал нас в домик с приказом готовиться к ужину и сну.

Едва собралась поразить мужчину своими талантами, как на плите нашлось овощное рагу с мясом. Чудеса, но промолчала. За столом во время еды никто не говорил, и даже Ванилопа прекрасная молча жевала, почти засыпая.

Меня же посетило удивление — агрессор умеет готовить — и, как оказалось, очень неплохо: мясо было мягким, овощи в меру тушеные, а соус нежным и приятным. Большое количество свежего воздуха, отличная еда и почти идеальная компания за столом расслабили даже мои напряжённые нервы. А если бы меня не буравил