без мамы, ну почти, а мой ребёнок будет воспитываться без отца". Токсикоз у меня был жуткий. Я рвала, даже от воды. К холодильнику подойти не могла, так как запах стоял в нем ужасный. Каждую неделю я ездила к своему врачу, а она, взвешивая меня цокала, качая головой, потому как вес мой, при том, что живот постепенно рос, становился все меньше и меньше. Она назначила целую уйму капельниц и таблеток, и токсикоз постепенно стал отпускать меня. К октябрю я немного пришла в себя. Помню, как села за своё пианино, думая, что я уже вряд ли смогу играть. Но руки мои помнили, и теперь я играла моему малышу. Мальчик. Врачи сказали, что будет мальчик. Ванечка. Мой Ванечка, пинался только лишь заслышав первые звуки аккордов. Он любит музыку, – это мне известно наверняка. Я пою ему на ночь колыбельные, и он засыпает вместе со мною. Теперь я ещё и любила и своего сына. Я не знала о материнской любви ничего, но, когда впервые услышала шевеление внутри… Чувство, что ты делаешь что-то очень ответственное не покидало меня. Мы с Димой не просто любили, мы создали человека, со своим характером, судьбою. Ты понимаешь, что все происходящее, естественный процесс и в то же время, тебе кажется, что это нечто большее, особенное. Подарок с небес, который ты мало чем заслужил. Но я была благодарна судьбе за него. И сейчас, ожидая скорое рождения сына, я благодарю Бога за возможность, которую он мне послал. Возможность вновь жить и надеяться, на встречу с Димой, на то, что я буду матерью моему ребёнку, которого с нетерпением жду. Мне вновь хотелось быть нужной, но теперь уже Ванечке, который сейчас пинает меня изнутри. Я рассказала вам все, что случилось со мной откровенно, не утаивая ничего и мне стало легче. Я вновь оживаю, прямо сейчас. Глядя на то, как мимо меня проходят влюблённые пары, я вспоминаю Диму, но лишь с теплотой и трепетом. Снег сыплет крупными хлопьями мне в лицо, и я, вдыхая морозный воздух глубже, вновь радуюсь жизни. Только что я была в студии у старых друзей, они все шутили про арбуз под свитером, а я краснела, но ничего не отвечала. Я пришла к ним записать песню, ту самую, под которую мы с Димой впервые танцевали. Please Forgive Me – говорит она. Я сделала ему новогоднюю открытку и прикреплю к ней песню, которую перепела сама. Сначала я хотела написать ему сентиментальное письмо, но получалось у меня просто ужасно. А эта песня, полна жизни и очень правильных слов, которые я так хочу ему сказать. Если он когда-либо получит эту запись, то все поймёт. Он обязательно меня поймет. Я шла вдоль витрин, которые слепили прохожих праздничной мишурой. Сегодня Новый год, и я как губка впитывают в себя праздничное настроение людей вокруг. Сейчас я удивляюсь многогранность нашей жизни, за падением, обязательно следует взлет, и у меня сейчас был взлет. Я вошла в пустой дом. Все домашние разошлись по домам, и в этот праздник я осталась со своим котом, который путался в ногах прямо сейчас.

– Я обязательно тебя накормлю, милый, подожди. Я скинула пуховик, разулась и прошла в гостиную, где уже горела украшенная мной ёлка. Открытка для Димы уже лежала под праздничным деревом, и я прикрепила к ней флешку с записью. Я приготовила пару новогодних салатов, покормила Пушка и уселась перед телевизором ожидая куранты. В свой бокал вместо традиционного шампанского, я налила яблочный сок.

– Довольно неплохо, – произнесла я вслух и приступила к поеданию салатов. Мне было одиноко, но совсем чуть-чуть. После речи президента, с телевизора вновь запели звезды голубого огонька. Не много посидев, я пошла на второй этаж сыграть на пианино и устроить себе свой огонек. Я застучала по клавишам, слушая как дом наполняется живыми звуками. Топот ног отвлек меня, но я не успела оглянуться, чтобы понять происходящего. Один из двоих людей в масках Санта Клауса грубо схватил меня за волосы. Мне делали больно и волокли к лестнице, но я не понимала, что это за люди, и чего они хотят. Грабители, первое что пришло мне в голову.

– Если вам нужны деньги, я отдам их вам все, только отпустите – взмолилась я. Ребенок внутри меня забеспокоился, и я инстинктивно защищала свой живот рукой.

– Нет, – ответил мне грубый голос мужчины. Он со всей силы толкнул меня, и я ударилась животом об перила лестницы, ведущий на первый этаж. Мне стало страшно. Панический страх за ребенка вцепился в мою глотку, и я кричала:

– Не трогайте меня, прошу вас, не трогайте.

– Ты подпишешь вот эту бумагу, и мы, быть может, уйдем, – кривлял меня второй из них.

– Я подпишу, – уже спокойней заговорила я. Они сунули мне какой-то документ и ручку. Мой пальцы не слушались меня, но я усилием воли вывела свое имя и фамилию, подставляя вторую дрожащую ладонь, для удобства.

– Вот, – протянула я им бумагу. В надежде, что это все, что от меня требовалось, я стала себя успокаивать. Сейчас они уйдут, и все будет нормально. Я задохнулась, когда тот же человек, что тащил меня за волосы, схватил меня за шею. Он с легкостью приволок меня к самому краю лестницы и отпустил меня. Я спиною ощутила полет, а после с грохотом я съехала по лестнице. Они бежали следом и гогот раздавался из-под масок. Моя спина разрывалась от боли, но я заставляла себя оставаться в сознании. Хлопнула входная дверь и я пыталась встать. Когда я пошевелилась острая боль пронзила живот, будто сотни ножей вставили. Дело плохо, потому как мой ребенок брыкался не успокаиваясь. Я не могла встать на ноги. Шок поглощал мое сознание и закричала от ужаса. По ногам сочилась кровь. Я должна встать. Я должна встать. Я встала, тяжело опираясь на лестничные перила. Новый всплеск боли, и я снова падаю на колени. Мне не хватает воздуха, я, глубже вдыхая, не оставляла попытки заново подняться. Я почти ползком добралась до кухни, где находился городской телефон. Я набрала номер скорой помощи. Я ждала их бесконечно долго, прижимая полотенце между ног. Оно все пропиталось моей кровью. Я задыхалась от ужаса, когда наконец оказалась в машине скорой.

– Что произошло? – спрашивают они. А я хочу сказать им, что задыхаюсь. Я ЗАДЫХАЮСЬ. Помогите же моему ребенку. Помогите же ему. Я издаю лишь хрип. Жалкий, протяжный хрип. А они вновь что-то спрашивают