При этом он давно дал себе слово жениться и завести семью, когда появится время. Сэндор гордился своими предками. Род Горингов оказал заметное влияние на историю Англии; на протяжении веков они служили стране, и среди них были государственные деятели, военные или моряки. В каждой великой битве, в каждом большом сражении принимали участие Го-ринги. Герцог знал, что его долг — воспитать сына, который стал бы шестым герцогом Горлстонским.

Герцогский титул Горинги получили не так уж давно, но графами и баронетами они были со времен самого первого Горинга, которому сама королева Елизавета пожаловала дворянство за отвагу, проявленную в боях с испанцами.

Но мысль о том, чтобы обрести семью, женившись на женщине, единственным достоинством которой является богатство, была для герцога унизительна, хотя, без сомнения, в словах полковника Эшерста был смысл. Один из Горингов, например, был женат на богатой наследнице с Севера, собственность которой находилась по преимуществу в Ливерпуле. Безусловно, она была отнюдь не голубых кровей, и на портрете ее курносое личико с маленькими глазками выглядело простоватым. Еще через сто лет один из Горингов женился на наследнице с Запада — ее отец сколотил состояние, торгуя рабами. Несомненно, ей очень хотелось стать герцогиней, и в доме было не меньше четырех портретов, с которых глядело симпатичное глуповатое личико с выражением явно преувеличенного представления о собственной привлекательности.

Были и другие, толстые и худые, с тяжелыми челюстями и низкими лбами, женщины, которые вливали новое золото в старые сундуки, добавляли новые акры к обширным владениям Горингов и рожали сыновей, продолжавших их род. И все же славой дети этих матрон были обязаны скорее отцовской, нежели материнской крови.

Герцог шел по комнатам огромного дома, разглядывая портреты предков, и думал о том, что сумей они заговорить, то сказали бы, что он обязан пренебречь щепетильностью и последовать их примеру ради спасения поместья и рода. Но мысль о женитьбе на деньгах по-прежнему казалась ему отвратительной, она унижала его в собственных глазах. Он всегда верил, что отец и мать любили друг друга — теперь же, вспоминая, что мать была пусть не состоятельной дамой, зато дочерью герцога Халлского, он заподозрил, что свадьба состоялась исключительно оттого, что родители отца посчитали ее наиболее подходящей парой своему отпрыску.

«Я всегда говорил, что голубая кровь должна смешиваться только с голубой кровью, — такова была одна из любимых сентенций старого герцога. — Идет ли речь о лошадях или о женщинах, выбирать следует лучшее».

Наверное, Сэндор с детства был немного сентиментален. Думая о свадьбе, он всегда представлял свою жену такой же красивой и доброй, какой была его мать.

Четвертая герцогиня была провозглашена красавицей, особенно после того как ее муж стал наследником. Но кроме красоты, у нее был мягкий характер, и за это ее любили все, кто ее знал. Она всегда была приветлива и сострадательна, но при этом никогда не теряла достоинства и никому не позволяла воспользоваться своей мягкостью. Когда она умерла, все поместье скорбело, не говоря уже о друзьях, которые съехались со всей Англии. Сэндор не забыл, как люди повторяли снова и снова: «Это была настоящая леди!» Такой он хотел видеть свою жену и сомневался, что полуамериканка может хотя бы к чем-то стать вровень с его матерью.

Разумеется, зная Эшерстов, он понимал, что полковник — джентльмен в полном смысле этого слова, но не имел никаких сведений о его жене, за исключением того, что она была невероятно богата и родилась в Америке.

«Никогда во главе моего стола не сядет женщина, не умеющая себя держать, — поклялся сам себе герцог, подходя к концу галереи фамильных портретов. — А какова же тогда альтернатива?»

Безусловно, мисс Эшерст — не единственная богатая наследница в Англии. Герцог прекрасно понимал, что любой дом распахнет двери перед герцогской короной и Лондон, несомненно, встретит его с распростертыми объятиями. Но на это требовалось время, причем немалое, а чем чаще он смотрел на счета, тем яснее видел, что деньги уплывают и принимать решение надо как можно быстрее.

Первой его мыслью, как он признался полковнику Эшерсту, было продать отцовские конюшни. Старый герцог знал толк в скаковых лошадях и по праву мог ими гордиться, но содержание их требовало поистине астрономических расходов. Хотя молодой герцог и согласился выставить своих лошадей на скачках в Гудвуде и Донкастере, но при этом он знал, что не сможет протянуть еще сезон, и единственный выход — не просто сократить расходы, а вообще избавиться от конюшен.

То же самое относилось и к охоте, которую он еще до смерти отца назначил на следующую неделю. Уже были разосланы приглашения — в основном тем же людям, что и в прошлые годы, — и герцог ожидал сообщения о том, что его почтит присутствием принц Уэльский.

— Его королевское высочество неизменно принимал участие в первой охоте в Горе, — сказал мистер Хэнзард, — но его гофмейстер в разговоре со мной заметил, что прочие дела могли помешать принцу узнать о смерти вашего батюшки.

— Другими словами, принц не уверен, стану ли я продолжать отцовские традиции, но при этом не хочет пропускать охоту?

В голосе герцога явственно прозвучала насмешка, и мистер Хэнзард несколько обескураженно ответил:

— Разумеется, всякий, кто устраивает большую охоту, рад принять у себя его высочество…

— Ну конечно, конечно, — согласился герцог. — И я думаю, не стоит его разочаровывать.

— На самом деле, — приободрился мистер Хэнзард, — мне кажется, ваша светлость, что его королевское высочество обязательно приедет в Гор, а гофмейстер просто хотел, если так можно выразиться, помучить меня неизвестностью. Герцог рассмеялся:

— Представляю себя на вашем месте! Мистер Хэнзард открыл рот, чтобы что-то сказать, но герцог его перебил:

— Надеюсь, он и в самом деле приедет. Ведь это, быть может, последняя охота в Горе.

Мистер Хэнзард был потрясен.

— Вы хотите сказать, ваша светлость, в следующем году… охоты не будет?

— Не утверждаю этого, — ответил герцог, — ибо я люблю охоту и всегда любил. Но я сомневаюсь, Хэнзард, что с учетом финансовой стороны дела мы сумеем вырастить фазанов и провести все на том же уровне, что всегда.

Мистер Хэнзард вздохнул.

— Приглашение в Гор на охоту — заветная мечта любого хорошего стрелка.

— Знаю, — сухо отозвался герцог, — но сомневаюсь, чтобы эти хорошие стрелки представляли себе, сколько это стоит.

Сейчас герцог спрашивал себя, от чего же еще ему предстоит отказаться. Мысли его неизбежно возвращались к прислуге, и он чувствовал, что уволить их — все равно что выгнать из полка человека, который шел за тобой на смерть и гордился этим.

Остановившись перед портретом того из своих предков, который был придворным короля Чарльза Второго, герцог вспомнил знаменитые слова Генриха Наваррского: «Париж стоит толпы». Применительно к нынешнему положению дел они звучали бы так: «Гор стоит свадьбы», — и личные чувства герцога не играли в этом никакой роли.