с Деборой. Это было утро двадцать седьмого августа. В тот момент гнев Деборы настиг каждого из нас. Все мы попали под удар ее ракетки. Она не выбирала места. Ей было непринципиально.

Расстраивало лишь то, что это никак и никто не мог остановить. Хоть мы и Джули рассказывали все об агрессии ненормальной Деборы Тейлор, все равно зло взяло верх в этой ситуации.

Директор, еще не переступив порог интерната, подвергся боли-раздирающим высказываниям Деборы, которые никто не хотел слышать: "вам надо обезопасить наших детей от этой чертовки", — говорила Дебора с намеком на Джули.

— Подождите, дайте хоть разобраться в ситуации!

— Послушайте директор Антонио, это информация выходит за рамки разумного, — твердила Дебора, навязываясь на директора.

В этот момент они уже были около входа в интернат. Там их поджидала невинная Джули, тоже с множеством вопросов.

— Директор Антонио! С возвращением! — сказала Джули, когда те зашли в интернат. — У меня есть к вам множество вопросов.

— Да вы дадите мне хотя бы зайти в свой кабинет, перед тем как вас выслушивать.

Джули замолкла после высказывания директора, а Дебора продолжила трепетать: "Мистер Антонио, эта недо-учительница забавляется с нашими детьми".

— Ничего я с ними не делаю. Это вы калечите их…

Директор, тяжело вздыхая, перекладывал все вещи, оставленные на его столе. Антонио сдвинул весь хлам со стола и поставил свои два локтя на стол, упирая ладони под свой подбородок и пристально посматривая на их обоих.

— Скажите, мисс Джули, как вы смеете что-либо говорить на Дебору, — ухмыляясь сказал Антонио, так как он не в курсе всех избиений.

— Вы не знаете, как она избивает их… У них синяки и почти у каждого…

— Довольно! — перебил Антонио. — Дебора, что происходит?

— Она… Она не смогла проследить как эти дети устроили войнушку в ее классе, и все друг друга били до синяков, — твердила Добора. — Я, увидев это, должна была вам сказать.

— Это все ложь, — утверждала Джули. — Директор, я бы никогда не посмела…

Антонио Ховард вышел со стола и пошел к нам, где пересмотрел каждого.

— Синяки подтверждают историю Деборы… Джули, что вы мне скажите в свое оправдание?

— Синяки бы так быстро не появились. Это все Дебора… Ее рук дело. Поверьте мне, Бога ради, — в слезах говорила Джули, а нервная Тейлор просматривала на директора, кивая головой влево и вправо.

— Почему двоих не хватает? Где еще двое? — повторял директор.

Спокойная Дебора ответила, что меня вместе с Шоном забрали в хорошие руки.

— Шона и Рональда забрали?

— Да, — кивнула Тейлор при всех детях, которые знали истинную правду. — Шон и Рональд были так счастливы!

— Шон же сердечник. Там нужна медицинская справка, чтобы его выписать. Дебора, где эта справка?

— А, ой. Я не знала ни про какую справку.

— Ты хоть документы оформляла, которые обязательны перед отдачи ребенка?

В тот момент директор Антонио был в ярости неописуемой стадии. Его головные вены проявлялись сквозь кожу. А истинная злость, схожая с Деборой, была видна невооруженным глазом.

В этот момент надо было сказать, что дети видели настоящую сделку между Деборой и каким-то чиновником, забравши меня. К сожалению, все до жути боялись произнести хотя бы слово.

— Кто забрал Рональда? Есть, может, какие-нибудь документы? — трепетно говорил Антонио, бегая по комнате.

Дебора подошла к нему и успокоила, сказав, что меня забрали в хорошие руки, а сама вспоминала про заработанную дань, которую еще даже не пересчитывала.

В тот день Антонио уволил Джули, сказав ей, чтобы она больше тут не появлялась. А с Деборой в ночь этого впредь неспокойного дня они громко разговаривали; спать было невозможно от их нескончаемых бесед.

После полуночи они оба успокоились. Антонио Ховард ушел из интерната к себе в дом, наполненный одиночеством. В доме Ховарда был кромешный мрак, повседневная тишина и очень страшная забродившая мебель. За настоящим лицом директора скрывался маленький испуганный человечек, способный только на выдачу приказов для руководства. Он не желал никому зла. Но и не подозревал, что как раз делает эту гадость… Антонио не осмысленно совершает раз за разом какое-то действия, сам того не подозревая, что оно обернется крахом для него. Ховард словно не думает в нужный момент. Для него главное — это, чтобы его удовлетворяла Дебора, так как сам Антонио развелся со своей женой два года назад и уже не может найти другую девушку, кроме той, что сможет делать ему все за тренерские услуги и заработную плату. Драма в этом человеке ломает его изнутри при каждой минуте доверия Деборе Тейлор…

Антонио не смог заснуть в эту ночь. Узнав почему-то именно про меня, он был в раздумьях и в трепетных сознаниях, не дававших ему углубиться в сон. Что-то явно не так, думал он, постоянно размышляя о моем отсутствии, будто чувствуя меня…

***

Если верить табличке, то мы прибыли в деревушку под названием Тенебриз, где явно не скажешь хорошего о ее роскоши. В моих мыслях представлялся возможный чиновничий город с обустроенными улицами и царственным гостеприимством. Однако, это было не так. Маленький город был наполнен мертвечиной пустых улиц, умершим гостеприимством и напрочь пустыми домами, в который казалось, что никто не живет. Мрак обхватил данное место, неспособное улучшиться даже при потоке яркого света. Фонари стояли по периметру небольшого городка, площадь которого составляла максимум тысячу квадратных метров. А дома напоминали сделанные из деревьев хижины.

Франсуа продолжал меня тянуть до середины деревни. Только перешагнув ворота, дождавшись, пока их закроют, вот тогда он меня отвязал от своего поводка. Посредине города, должно быть, стоял большой дом, с которого выходила изба, а рядом был пристроен сарай. Именно в этом сарае меня закрыл Франсуа, сказав, чтобы я тихо и мирно оставался там. Я не сопротивлялся. Бежать было некуда… Да и тем более ночь, волки и моментальная смерть непредсказуемой жизни.

Мне не удалось заснуть в страхе. Постоянно чья-то тень пробегала около сарая. Мурашки по коже появлялись из-за каждого звука, просыпаясь на холодном сене. Уже ближе к утру я узнал, что все это время я был не один в этом сарае. В том месте помимо меня еще была избитая плетью корова, купленная на местном базаре за сто пенсов.

В восемь утра дверь сарая резко открывается… Опять солнечный свет попадает в глаза. Мне сразу вспомнился тот самый подвал, где все отбывали наказание в интернате.

— Подъем, — наутро вскрикнул Франсуа, разбудив меня.

Он подошел к корове и начал привязывать к ее ошейнику, охватывающий все тело, кожаный поводок, но уже