– Нет… Макс. Извини.

– Так за что же спасибо?

– Ну… Что…

– Я просто ближе всех был. Это закон – действует тот, у кого больше шансов, запомни. И на отца не сердись – когда началось, я ему дал понять, что подберу тебя.

– Да я…

– Никогда не спорь с престарелыми родственниками. И никогда не оправдывайся! Ни перед кем! Ты – Принцесса! Тебе по штатному вселенскому расписанию не положено. А люди… Что люди? Далеко не у всех скорости реакций такие, как у ветра или… у принцесс, например! И не все они пластичные и текучие, как…

– Как что?

– Ну, хотя бы, как та же…

Тебе уже пятнадцать.

После долгих среднеазиатских каникул, быстротечного подмосковного бабьего лета, жёсткой, сухопарой и грязной московской зимы и обманчивой во многих отношениях весны вернуться на новый сезон в Крым – это вернуться домой.

Ты так ждала, что праздник повторится. И Владимир Максимович увидит, как ты похорошела. Непривычно окрепшая грудь скромно заставила сменить вечную футболку на свободную рубашку. Новая причёска. И мама не поехала – какие-то неотложные дела на работе…

(… – А Макс когда приедет?

– Что, соскучилась?

– Да нет…

– Сказал, попробует, но вряд ли.

– Жаль…

– Может, вечером шариком постучим? В беседках на набережной новые столы…

– Неохота.

– А что охота?

– Не знаю.

– Не нравится мне твоё настроение…

– Настроение как настроение.

– Море-то, я надеюсь, не отменяется, коль уж всего остального неохота?

– А куда завтра?

– Думал, в залив к скалам… Ну, там, где обвал был в восемьдесят втором?..

– Мама же нам запретила. «Берегитесь осыпей и камнепадов», помнишь?

– Ну мама, мама… Её же здесь нет… Так пойдём?

– А кто ещё с нами?

– Ты же знаешь. Мы да Мишка с Серёгой – больше из наших никого на посёлке нет.

– Знаю…

– Ну и?

– А поныряешь со мной?

– Посмотрим…)

Всё как обычно – они взяли с собой пятилитровую канистру вина, сыр, фрукты и сели играть в преф.

Для стоянки место, правда, не очень. Узкая полоска берега. Народ весь день по тропе шастает. Дальше идут – там есть песчаные бухточки. А тут крупная галька да валуны. Семейные – они капризные. Сами едут за тридевять земель – отдохнуть. А потом выясняется, что Москву с собой забыли захватить. С асфальтовыми тротуарами, ступеньками, лифтами… А тут – в море без вывихов и ушибов не зайти!

Над узкой полоской берега сыпучие отроги круто уходят вверх. Лучше уж в море болтаться. А то не ровё́н час действительно по голове булыжником каким-нибудь получишь. Зато сам залив… Глубоководный. Со множеством гротов, пещер и расщелин. Особенно после памятного обвала 1982-го. И крабов всегда есть где разыскать. И «поля» рапанов на вполне доступной глубине. Есть чем заняться и из чего выбирать…

«Мидий, может, надерёшь? Всё равно весь день бултыхаешься. Вечером пожарим…»

Чёрт бы их всех подрал! Был бы Макс…

Хотя… Мидии ты любишь. Даже неизвестно, что больше – собирать, готовить или есть. Когда отколупываешь их от камня «круглым» ножом, давным-давно ещё свистнутым в местной столовке… Нет, нет. Не так. Сначала, обнаружив колонию, проводишь рукой, выбирая те, что покрупней. Они такие ладные. Как капсулы космических кораблей будущего, что так любят иллюстраторы «Искателя»[9]. Лежат в ладони, как огромные тусклые миндалины…

У местных свои насиженные места. А ты любишь новые, «дикие». Чтобы потрудиться на славу. Может, поэтому раковины потом и отдают весь свой вкус сполна – что по-походному зажаренные в костре на ржавом куске железа, что «со всеми почестями» – отваренные, почищенные, а потом утомлённые на сковороде с лучком и поданные со сметаной или в масле с розовыми помидорами.

Поэтому приходится много нырять, обшаривая бока огромных камней и подводных утёсов в поисках достойных колоний.

Залив глубокий. Дно обрывистое. С первого мелководного яруса глубина резко падает метров до восьми-девяти. А со второго – до двенадцати-пятнадцати. Ты можешь осилить и двенадцать. Но мало совсем остаётся времени на поиски. Так что оптимально – на первом. Но он сильнее всего загромождён после того обвала в 82-м. Множество ходов, гротов, расщелин. Сколько ты их уже здесь исследовала, а даже топография в единую картину до сих пор не складывается.

Нож и пара полиэтиленовых пакетов.

Когда один наполняется, оставляешь его на дне на видном месте.

Сегодня везёт – колонии небольшие, зато экземпляры крупные. Оба пакета забиты так, что ручки еле сходятся. Азарт есть азарт! Оставив оба мешка на дне вместе с ножом, ты отдыхаешь – греешься и нежишься под солнцем на выступающей из воды скале. Необъятные в опаловой дымке глубины, порой пугающие тенями нависающих склонов, эти же скалы – уютные и домашние над водой, в сочно-зелёной кайме мягких водорослей.

Нервозность и меланхолия проходят.

Ты уже давно заметила, что, оставаясь один на один с горами или с морем, ты быстро избавляешься от того, что приносят в жизнь люди. Их разговоры, планы, ссоры, проблемы… Почти все. Кроме разве что самых близких, своих… Вот от Макса не надо «отмываться» в естественной среде. И от отца раньше не надо было… Мать – не в счёт. Она, как скала – всегда на своём месте. Для человеческой жизни что-то непреодолимое, незыблемое…

Пора назад.

Ныряешь, подхватываешь пакеты, нож – и несколькими синхронными гребками ласт выносишься на поверхность. Ещё несколько – уже спокойных поочерёдных взмахов и… Как подводная лодка, медленно – под острым углом – идёшь на погружение. Вот, блин, ёлки зелёные! Перегруз. Ещё попытка – эффект тот же. Пакеты слишком тяжелы. Всё жадность. Так ведь не оторваться же!

Приходится нырнуть и оставить половину поклажи на дне. Бросить с высоты – пакет может разъехаться. Мельком при погружении в придонной расщелине замечаешь краба. Крупный. Никуда не денется. В полдень они ленивые.

Рядом с пакетом оставляешь и нож – для ориентира. Он блестящий – хорошо виден.

Одна ходка. Вторая…

«Ты там не окоченела ещё?»

Можно даже не отвечать. В определённом состоянии сознания у мужчин все вопросы риторические.