— Где мои люди?!

Похоже, человек опешил.

— В Тауэре. Их допрашивают.

— Это они вам сказали о моем преступлении?

Пока она еще могла играть, но прекрасно понимала, что надолго сил не хватит. Зато у мучителей в запасе очень много времени.

— Они? — насмешливо сверкнул глазами допрашивающий. — О вашей беременности сообщил сам лорд Сеймур, прося разрешения жениться на вас, миледи. Но он ошибся в одном — сначала надо было попросить разрешение на брак, а потом тащить вас в постель…

Если лорд Сеймур и ошибся в последовательности своих действий, то произносивший эти слова ошибся в том, что дал Елизавете несколько лишних секунд, чтобы прийти в себя, и к тому же отвернулся от нее на это время. Вот теперь она не смогла бы сдержать себя.

Но время со стороны мучителя было упущено, а гнев принцессы вылился в ее крик:

— Что?!

Елизавета вскочила от возмущения. И хотя порождено оно было не самим обвинением, а тем, что ее так подло предал Сеймур, гнев оказался очень убедителен.

— Вы?! Смеете?! Обвинять меня?! — Она задохнулась от ужаса, но человек этого не понял, в его глазах даже мелькнула растерянность. Елизавета осознала, что единственный выход у нее — все отрицать! Все, что бы ни говорили! Если проверят, то казнят, но если не рискнут проверять, то она может выиграть время, а там попросить, умолить брата или сделать еще что-то… — Вы забываете, что я принцесса и сестра короля Эдуарда!

Ее лицо передернула гримаса непередаваемого презрения, казалось, даже необходимость просто находиться в одном помещении с мерзавцем, посмевшим произнести такое, ужасала Елизавету. Никогда в жизни ее игра не будет такой впечатляющей и такой правдивой, хотя она еще не раз станет разыгрывать целые спектакли.

Передернув плечами, Елизавета потребовала:

— Немедленно пошлите за какой-нибудь повивальной бабкой или лекарем! Я готова даже мужчине позволить освидетельствовать себя! Но никто, слышите, никто не посмеет обвинить меня в потере девственности!

«Господи, что я говорю?!» — ужаснулась она мысленно, но губы уже произносили звуки, сливавшиеся в слова, независимо от ее души и даже сознания.

Человек не просто растерялся, он отступил, но все же попробовал снять с себя часть вины:

— Но… это утверждал сам лорд Сеймур…

— А если он завтра скажет, — Елизавета перекрестилась, как бы призывая в свидетели Господа, — что имел сношения с самим королем, вы тоже поверите?!

Допрашивающий невольно перекрестился следом, зашептав что-то вроде «Господи, спаси!». Ноздри Елизаветы раздувались, грудь вздымалась от перенесенного ужаса, она чувствовала, что готова просто рухнуть на пол. Не стоило так затягивать опасную игру.

— Так вы позовете повитуху или извинитесь за оскорбительные обвинения?!

Он склонил голову:

— Простите, миледи, что по долгу службы вынужден произносить оскорбительные для вас слова. Но не советую вам все отрицать, есть много свидетелей, что милорд не раз появлялся в вашей спальне и даже позволял себе вольности.

Елизавета отреагировала мгновенно:

— В присутствии своей супруги королевы Екатерины!

Решив, что на сей раз с нее хватит, Елизавета встала и направилась к двери, не спрашивая разрешения. Возражений не последовало. Уже у двери она вдруг оглянулась:

— Кстати, как ваше имя, сэр?

— Роберт Тиррит к вашим услугам, миледи.

— Моим услугам? — чуть приподняла бровь Елизавета. — Полагаю, я еще не свободна? Пока двор или Совет еще не решил, кому верить — лорду Сеймуру либо мне или не получил подтверждение от какой-нибудь старой карги, преуспевающей в своем ремесле, я вынуждена терпеть в своем поместье вас и ваших, — ей очень хотелось сказать «вонючек», но вовремя сдержалась, не стоило зря дразнить Тиррита, не то еще действительно притащит повитуху либо лекаря, — помощников?

Тот лишь развел руками, словно говоря: «Я маленький и подневольный человек…» Как разительна была перемена, произошедшая с ним в течение такого короткого времени!

Елизавета гордо удалилась, демонстративно стуча каблуками. Ей немедленно принесли завтрак, а потом и обед, но охрану от двери не убрали. Конечно, Тиррит не мог самовольно сделать это, пока он отправит отчет в Уайт-холл, пока оттуда придет ответ… Елизавета готова потерпеть до завтра.

И снова она получила впечатляющий урок — никогда нельзя расслабляться, если у тебя есть первый успех!

Утром, не успела еще принцесса сладко потянуться в своей постели после сна, как в комнату без всякого предупреждения вошла новая горничная. Не привыкшая к таким вольностям, Елизавета даже взвизгнула:

— Как ты смеешь?!

Но толстая, грубая девка из соседней деревни не собиралась любезничать с той, кого так охраняют. Она недаром провела ночь в объятиях одного из рослых пришлых, а потому хорошо знала, что охранники присланы, чтобы преступница не смогла бежать или кто-то не смог ее освободить. Так и сказано, что стеречь надо пуще своего глаза. Девка усмехнулась:

— Да чего ее так-то стеречь? Разрешили бы мне, я бы привязала ее к своей ноге, пусть попробовала сбежать!

— Нельзя, она же королевская дочь…

Вошедшая девка мотнула головой в сторону двери:

— К вам милорд…

— Кто?! — подскочила Елизавета, укрываясь простыней до самых глаз. Она слишком хорошо помнила внезапные появления милорда Сеймура и то, к чему они привели.

В комнату вошел Тиррит:

— Извините, миледи, но я вынужден продолжить свое дело. Вчера вы просили освидетельствование повитухой или лекарем… — Он честно смотрел в сторону, чтобы не смущать Елизавету, и именно это ее спасло. — Повитуха нашлась. Может ли она сделать свое дело?

Елизавета задохнулась от ужаса, это означало не просто конец, а позорный конец! Через четверть часа какая-то старая ведьма объявит, что принцесса не только не девственна, но еще и рожала. Тогда Елизавету ждет даже не просто Тауэр и казнь, а вечное проклятие имени! И рядом нет верной Кэт, чтобы можно было посулить повитухе хорошее вознаграждение за ложь… Елизавета осадила сама себя: какая повитуха согласится солгать в такой ответственный момент?!

Тиррит по-прежнему старательно не смотрел на Елизавету, а потому принял ее ошарашенное молчание за согласие и уже кланялся со словами:

— Я знал, миледи, что вы не станете возражать, и готов принести тысячу извинений за беспокойство…

Она слышала, как он сказал кому-то: «Пусть войдет…» Вот и все. А если бы вчера она не произнесла опрометчиво этих слов? Может, все как-то обошлось?..

В комнату действительно вошла старая карга, она фыркнула на девку: «Пошла вон!» — и та подчинилась безоговорочно. Что-то во внешности и голосе старухи показалось Елизавете смутно знакомым, но сейчас не до того. Вся сжавшись и укутавшись простыней до подбородка, она готова была кусаться и царапаться, если старуха начнет эту простыню срывать, хотя прекрасно понимала, что тогда ничто не помешает Тирриту применить силу. Господи, в каком ужасном положении она оказалась! Во власти грубых людей, без всякой защиты и поддержки!..