С большим трудом — весу охотник был немалого — мы занесли раненого в неприметный с виду дом, за порогом которого я невольно раскрыла рот от удивления. Мне нравились оптические иллюзии на картинках, но когда перед тобой неказистое, зарытое по крышу в снег строение, за дверью которого прячутся огромные помещения, то хочется снова выскочить на улицу и ущипнуть себя.

— Оторопела? — улыбнулся старик, — Погоди, не то увидишь!

Обещание слегка пугало, но сейчас нужно было помочь Волче: кровь давно просочилась наружу, измочив одежду и почти не оставляя надежды на то, что крепкий молодой мужчина, выглядевший сейчас бледнее простыни, выживет.

— Подсоби-ка!

— Как? Что делать-то?

— Сама знаешь, а и не знаешь, так вспомнишь, а и не вспомнишь, так само вылезет.

-Что вылезет?

— Ох, девка, не тебе меня пытать, будто не чуешь в себе силы!

— Не чую, дяденька, мне бы так-то поспать бы…

— Ну, поспи, поспи, дочка, — неожиданно быстро согласился Лешак, — вон в закуточке и прикорни.

Лишь голова коснулась лавки, я тут же провалилась в чёрную бездну..

Глава 7. Чёрный ворон

Ощущение странной тяжести и того, что на меня кто-то смотрит, заставило раскрыть глаза. Я едва не закричала от испуга: на груди, слегка нахохлившись, сидел огромный чёрный ворон, который, если бы раскрыл крылья, дотянулся бы от макушки до пяток.

— А ну-ка то! Не замай девку, Золик! — в кожаном фартуке, выпачканном кровью, с закатанными рукавами и всклокоченной шевелюрой Лешак сейчас был похож на сумасшедшего хирурга.

— Птичка, слезь, — ласково попросила я.

Ворон деловито переступил с ноги на ногу, хрипло крикнул, словно тявкнул, и, больно оттолкнувшись от моего тела, перелетел на шест, видимо, специально установленный в странном доме.

— Вишь-ка, какого себе помощничка Волче словил. Выкормыш евонный.

— Здорово! — удивительное дело, чувствовал я себя отдохнувшей и бодрой, но сильно голодной.

Двое из четверых волков лежали перед лавкой, на которой я спала, положив морды на большие лапы, и только по шевелению рыжеватых бровей было понятно, что они не спускают с меня глаз, следя за каждым движением.

— Не боись сторожей, они уж более не тронут. В печку загляни, хлебушек для тебя припасен да киселёк овсяный, не побрезгай, красавица!

С удовольствием я съела всё, что было предложено гостеприимным хозяином, который неспешно смывал кровь с рук и одевался.

— Где Волче?

— Вона! — грязный палец ткнул в угол, где на куче какого-то тряпья мирно спал охотник. — Подымется и краше прежнего будет. Вот ужо Малушке радость-то! — Лешак усмехался, но его цепкий взгляд держал в прицеле моё лицо. — А я погляжу, мил тебе-ка то дружок?

— Чего это? Просто переживаю за человека.

Но старик ничего не ответил, лишь хмыкнул в усы и шикнул на навостривших уши волков.

А я подошла ближе к раненому. Оказалось, что спит он на нескольких перинах, укрытых сверху красивым тканым полотном со странным красно-черным узором. Что-то внутри меня, какое-то незнакомое волнующее чувство, заставило нагнуться и зачем-то поправить широкую повязку, убрать чуть влажные волосы с красивого лба, провести кончиками пальцев по тёмной брови.

— На улицу и носа не кажи, а я скоренько возвернусь…

За Лешаком закрылась дверь, и я осталась в незнакомом доме с раненным, волками и наглым вороном.

— Вот дерьмо! — ругнулась я, обернувшись к зверям. — Я, кстати, невкусная очень, у меня гемоглобин понизился на фоне стресса, и курить начала. Знаю, знаю, что плохо, но иногда помогает.

Ворон моргнул, волки один за другим зевнули, демонстрируя острые зубы. Нужно было как-то налаживать контакт.

— Золик,— чёрный птах переступил с лапы на лапу и повернул голову, рассматривая меня одним глазом, — давай дружить, я тебе хлебушка дам!

В печке еще оставалась лежать завёрнутая в полотенце початая краюха, и я отщипнула приличный кусочек.

— Смотри! Вкусный, тёпленький, м-м-м, а пахнет как!

Ворон низко наклонился, раздул горло так, что перья встали торчком, и широко раскрыл клюв.

— Не сули, зазеваешь, отберёт! — со своего места иронично заметил проснувшийся Волче.

Почему мне кажется, что он постоянно надо мной смеётся?

Тем временем охотник пощелкал языком, и чёрная тень метнулась в угол комнаты, подняв настоящий ветер огромными крыльями. Острые когти впились в обнажённую кожу руки, но мужчина даже не поморщился.

— Дружик мой, скучал?

Ворон что-то проскрипел в ответ, словно и правда отвечал хозяину.

— Девицу не обижай, добрая девица-то, услужливая!

Теперь я уже не сомневалась, что Волче откровенно насмехается.

— Другая бы тебя на себе не попёрла бы, увалень деревенский! Смотри, вся одежда в крови, а рядом, между прочим, голодные волки. Но ты можешь и дальше смеяться, это так по-мужски.

— Поди-ка, — протягивал свободную руку собеседник, — поди скорее!

— Не пойду!

— Эка, невелика горка, да крута! — охотник, держа на весу птицу, поднялся со своего ложа, едва заметно качнувшись при этом, и сделал неуверенный шаг. Постоял, прислушиваясь к ощущениям, что, как видно, не радовали, и снова протянул руку:

— Ну, поди же!

Не заставлять же мучиться раненного человека, пришлось подойти.

Волче подхватил мою ладонь, сжал и провел по упругим блестящим перьям ворона, заставил погладить пушок у основания клюва, почесать горлышко. Золик закатил круглые глазки, прикрыл их кожаными веками и запрокинул голову назад, предлагая не останавливать приятные ласки.

— К рукам привыкший. Малой был — на ладошке спал.

— Ты его в лесу нашёл? — мне понравилось касаться птицы, и я уже сама принялась щекотать Золика, удивляясь его мирному характеру.

— С неба упал — улыбнулся охотник и осторожно сел. — Должно, кукушка кукушонка подложила, вот и вытолкнул он птенчика из гнезда.

— Ух ты! А как ты его выкормил?

— Кисельком да мясцом жёваным, червей выкапывал. Думал, подохнет, а он вона какой стал ладный. — Волче снова пощёлкал языком, и разомлевшая птица доверчиво прижалась головой к заросшему бородой подбородку. — Не гляди, что птаха, иного мужика умнее. Догада!

Открыв ладонь, я предложила Золику кусочек хлеба, и птица аккуратно, опасаясь причинить боль, взяла в клюв угощение и перелетела на шест, где зажала корочку в