– Мне очень жаль, мисс, – с сожалением сказал мужчина.

– Какого черта вы несете? – вспыхнул парень. – Стой там, чтобы я видел твои руки! – снова обратился он к Консьержу.

– Деймон, он ничего не сделал, – тихо проговорила Лили, кладя дрожащую ладонь на плечо брата. – Он хотел нас спасти…

И вновь магическим образом имя, произнесенное вслух, пробудило память. Деймон разжал пальцы, кирпич с грохотом упал на бетонный пол.

– Господи… – прошептал он, падая на колени и закрывая руками лицо. – Этого не может быть…

– Они не должны слышать, – напомнил Роджер простое правило, указывая на потолок. – Поэтому я позвал вас сюда.

– Ты знал, что имена вернут нам память! Но откуда такая уверенность, что мы придем, если сам велел не спускаться в подвал? – обратилась Лили к Роджеру.

– Я надеялся, что ты не послушаешь. Как и всегда, – горько рассмеялся тот.

Два года назад…

Утренний поезд из города прибыл на станцию вовремя, оросив платформу вонючим дымом и сбросив балласт из четырех пассажиров.

Семейство Кенсингтон никогда еще не бывало в этих краях, поэтому энтузиазм, с которым Уильям Кенсингтон-младший описывал их будущие владения, был не к месту. Его супруга Габи всю дорогу щебетала о том, как красиво за городом, и донимала дочь расспросами о мальчиках. Малышка Лили фыркала на мать, незаметно втыкая наушники и прибавляя громкость, лишь бы не слышать ее высокий голос. А юный Деймон прижал разболевшуюся голову к окну купе, стараясь унять боль в висках и запоминая пейзаж, чтобы по приезде нарисовать его в своем альбоме.

Натертая до блеска арендованная черная машина забрала чету Кенсингтон с вокзала и повезла по пыльному асфальту, трясясь на выбоинах и расплавленных солнцем липких ямах. Да, небесное светило палило нещадно, угрожая испепелить все в радиусе мили, но ходили слухи, будто в отцовском отеле есть бассейн, и это заставляло непрошеного наследника широко улыбаться.

Уильям Кенсингтон-младший никогда не виделся с отцом, он узнал о богатом родственнике всего месяц назад и не стал медлить с заявлением о себе, прихватив жену и детей исключительно на случай, если понадобится смягчить сердце старика. В это время года отель «Полдень» почти пустовал, так как, со слов дальних родственников, Кенсингтон-старший любил отдыхать в уединении в первые недели лета. Лучший период, чтобы рухнуть ничего не ожидающему отцу как снег на голову и потребовать свою долю в семейном бизнесе. Конечно, непризнанный сын магната не был тщеславен и жаден до денег, но, если нельзя получить любовь и внимание, почему не попробовать взыскать что-то еще со старика за все годы отсутствия.

Шикарное по своим масштабам строение заставляло бабочек в животе маленькой Лили трепетать, щекоча внутренности. Встреча с дедушкой непременно должна была быть фантастической, и это еще больше подпитывало восторг. Ее брат не разделял всеобщей радости, опасаясь, что вся семья получит пинка еще на пороге. Он также скучал по футбольным тренировкам и друзьям, особенно по девчонке из класса напротив, которую теперь не увидит до конца летних каникул.

Отдушиной был альбом, в котором Деймон рисовал лучшие моменты жизни как одержимый, чтобы смотреть на них, когда накатит хандра по дому. Что примечательно, ни на одном рисунке не было родителей, особенно вечно орущего отца. Зачем ему быть запечатленным на бумаге, если и так вечно маячит перед глазами, выискивая возможность задать им с сестрой трепку?

– Мы не принимаем постояльцев, – с сожалением возвестил мужчина за стойкой регистрации. Он уже полчаса твердил эту фразу, стреляя глазами в сторону коридора, мысленно умоляя владельца отеля спуститься и уладить неловкость.

Уильям-младший не планировал с ходу заявлять, кем он является, и хотел для начала прощупать почву, но та ускользала у него из-под ног с каждым новым словом консьержа.

– Я имею право находиться здесь, – в конце концов изрек он, потеряв терпение. – Моя фамилия Кенсингтон, и я сын Уильяма Кенсингтона.

Притаившийся за углом, у подножия лестницы, пожилой мужчина с глазами-бусинками и тонким ртом, искривленным в негодовании, не удивился. Он знал, что за годы разгульной жизни наплодил немало наследников, и если бы его состояние прямо сейчас распределяли между ними, то уже остался бы с голым задом. Но, признаться, он не ожидал, что один из алчных детей заявится прямиком сюда, требуя очной ставки. В глубине души старик мечтал, чтобы все до единого бастарды никогда не пронюхали о его существовании и вообще исчезли с лица земли.

Это мерзкое желание клокотало в груди старшего Кенсингтона, бушуя как пламя, стремящееся вырваться наружу и спалить это место дотла, лишь бы защитить от пронырливых лап иждивенцев. Чудовищный план нарисовался в голове и укоренился там, пока отец взглядом препарировал сына, скрываясь в тени коридора и слушая заверения отпрыска о его безусловной причастности к этому месту. Раз он так жаждет его заполучить, придется назначить свою цену. И цена эта будет непомерно высокой.

– Мне очень жаль, сэр, но я не могу… – начал консьерж, когда Уильям Кенсингтон-старший вырулил из-за угла, жестом останавливая фразу и вальяжно шествуя в лобби.

– Не стоит, Роджер. Я разберусь. – Он улыбнулся так приторно, что челюсть задрожала под натиском фальши. – Чем могу помочь?

Одинаковые глаза встретились, изучая друг друга.

– Отец? – неуверенно спросил мужчина, пытаясь скрыть дрожь в подбородке. Как бы он ни раскидывался бравыми фразами, увидеть родителя в первый раз в жизни, когда сам уже стал отцом дважды, – странный опыт, и Уильям-младший понял это, как только встреча состоялась. Он позабыл о желании оторвать здоровенный кусок от торта, которым питался его богатый отец, и захотел стать всего лишь ребенком, отчаянно нуждающимся во внимании родителя.

У старшего же, напротив, не екнуло; он натянул маску радушия, кипя изнутри. Поначалу даже собирался прикинуться полным дурачком, не ведающим о родственниках, но после стер эту мысль из головы, решив играть по другим, более изощренным правилам.

– Я знал, что этот день настанет, – просто сказал он, оглядывая семейство. – Это мои внуки?

Ненавидеть своих детей – это одно, а когда те еще плодились как кролики, увеличивая процент потенциальных наследников… Возмущение в груди скупердяя разрасталось до немыслимых размеров. Но чтобы захлопнуть ловушку, нужно вложить приманку и затаиться, поэтому старик включил радушие на полную мощность, заставляя себя улыбаться.

– Это Лили и Деймон, – с трепетом проговорила Габи, подталкивая детей вперед. – Обнимите же дедушку!

Кенсингтон-младший подавился слюной ревности, когда дети нехотя подошли на раздачу объятий. Он бы хотел сам встать в очередь, а еще лучше – оттолкнуть двух сопляков, чтобы лично поприветствовать отца.

Фарс вышел из-под контроля, аж стены затрещали. Концентрация кисло-притворной радости росла в геометрической прогрессии, но жизнелюбивая Габи Кенсингтон уверяла себя, что им всем просто нужно время, чтобы стать семьей. Откуда же ей было знать, что время, с тех пор как они переступили порог, начало обратный отсчет.

Казалось, новоиспеченный дедушка души не чаял во внуках. Он с интересом изучал рисунки Деймона и даже послушал пару песен из плей-листа Лили. Одному лишь ему было известно, сколько усилий было приложено, чтобы запудрить детям мозги. Все это время Кенсингтон-младший изнывал от тоски, внутренне подпрыгивая, как ребенок в парке аттракционов, каждый раз, когда отец уделял внимание только ему.

Пролетели две недели с приезда Кенсингтонов в этот отель, и лед вроде растаял, но ощущение, что семье здесь не рады, не покидало детей.

За обедом, когда экономка подала суп, странный сгусток пены на поверхности блюда показался подозрительно похожим на слюну, и девочка, сморщившись, отодвинула тарелку. Она планировала поскорее закончить с едой и прогуляться вокруг в поисках чего-нибудь интересного, пока родители будут тешить самолюбие деда разными глупыми историями.

– Я наелась! – известила она, выскакивая из-за стола. – Можно мне на улицу?

– Не уходи далеко! – предупредила ее мать. – В этих краях на удивление рано темнеет, не хотелось бы искать тебя с фонариком. – Габи подмигнула дочери и вернулась к разговору.

– Я тоже закончил, – сказал Деймон, вставая. – Буду у себя.

Он не дождался ответа, прежде чем покинуть столовую.

– Прекрасные дети, – пробубнил Уильям Кенсингтон-старший. – Я буду скучать по ним.

– Мы могли бы приезжать чаще, – вцепился в идею его сын.

– Конечно, – задумчиво отозвался старший, вытирая рот салфеткой. – Конечно… Вы могли бы остаться навсегда.

Супруги просияли, не веря в щедрость предложения. Если бы отель обладал голосом, он бы нещадно вопил, чтобы они уезжали. Чего они, конечно, не сделали, и никогда уже не смогут. Ядовитая