– Не просто букетом, а превосходящим вчерашний раза в два.

– Завидую.

– Да, Гло, есть чему. Видела бы ты эти красные тюльпаны…

– Тюльпаны?

– А чему ты удивляешься? Я же во время танго намекнула председателю на то, что розы мне давно надоели. Пусть розами занимается дочь, а я буду танцевать до упаду.

– Ма, ты в своем репертуаре.

– Голландец тоже. Пригласил меня сегодня не куда-нибудь, а в Лувр.

– Надеюсь, там не будет скелетов динозавров.

– А чем лучше мумии фараонов?

– Посмотри Джоконду.

– Обязательно.

– Наверняка голландец потащит тебя к Ван Гогу и Рубенсу.

– Не сомневаюсь.

– Кстати, Гло: ты законтачила с Гранд Маман?

– Конечно.

– И на чем остановились в результате?

– Я сегодня поеду к ней, в наш старый особняк, и останусь там до утра.

– Отлично.

– Ма, но только Ба говорила какими-то загадками…

– Да, их немало в нашем старинном роду… Девочка, не переживай, все будет хорошо.

– Надеюсь.

– Только слушайся Гранд Маман и смело выполняй все, что она скажет.

– А конкретней?

– Гло, эти мистические семейные дела, связанные с прошлым, нельзя объективно комментировать и тем более рационально объяснять.

– Верю. После кошмарного погружения в кровавый хаос Варфоломеевской ночи поверишь во что угодно.

– Гло, по-моему, ты у нас никогда не боялась мертвецов.

– В анатомичке они смирные, а во сне какие-то слишком жуткие.

– Ладно, сменим тему. Нашла ли ты наконец название Безымянной Красавице?

– Нет.

– Мне тоже ничего достойного в голову не идет. Лезет сплошная вторичность и сентиментальность.

– Но у нас еще есть время.

– Да, Гло, но чем раньше твоя роза получит подобающее имя, тем лучше.

– Я постараюсь.

– Кстати посоветуйся с Гранд Маман и по этому вопросу.

– Обязательно.

– Я тебе звякну после Лувра.

– Можешь беспокоить меня в любое время. У меня сегодня запланирован выезд в Парк роз.

– Передавай привет подруге.

– С удовольствием.

– Она по-прежнему болтает без умолку?

– И поглощает сэндвичи без счета.

– И пытается выскочить замуж?

– Вот именно – пытается.

– Целую.

– Взаимно.

Дочь, обменявшись с матерью планами на ближайшее будущее, отправилась в аспирантский гараж, чтобы успеть вовремя выехать в Парк роз.

О том, что Глория Дюбуа влюбилась, наконец-то влюбилась, узнал даже полисмен, оштрафовавший голубоглазую нарушительницу за превышение скорости.

– Мисс, куда это вы так спешите?

– Сэр, извините, но я влюбилась.

Полисмен, хранивший в кармане у сердца фото обожаемой супруги с близняшками, улыбнулся, наверняка вспомнив свой амурный дебют.

– Мисс, за это пока не штрафуют.

Полисмен лихо козырнул.

– И думайте за рулем о правилах дорожного движения, а не о грядущем счастье.

– Постараюсь, сэр.

Но, скрывшись за поворотом, автомобиль, начиненный страстью, вновь газанул, как на старте решающей гонки сезона.

Так же узнал о серьезной и настоящей влюбленности Глории Дюбуа охранник у турникета перед входом в Национальный парк роз.

Аспирантка Луизианского университета, расположенного в столице штата Батон-Руже, раз в неделю обязательно приезжала в окрестности Шривпорта, до которого был всего час хорошей езды.

В самом знаменитом американском саду, где на двадцати акрах были собраны тысячи и тысячи сортов – от суровой Аляски до знойного Техаса, – старшим ландшафтоведом исправно служила не кто иная, как лучшая подруга Тина Маквелл. Уникальный цветущий и благоухающий океан разнокалиберных кустарников и цветков манил туристов со всего света. И там действительно было на что посмотреть…

Глория Дюбуа обогнала школьный автобус, везущий детишек на цветочную экскурсию.

А тем не менее Тина Маквелл считала себя лучшей из роз Национального парка. Впрочем, пухленькая и веснушчатая непоседа всегда любила солировать. Беспечные и веселые приятельские отношения рыжей болтушки-хохотушки Ти с черноволосой тихоней Гло начались еще с колледжа.

Девчонки познакомились на хоровой спевке.

Глория Дюбуа обогнала сияющий никелированным тюнингом внедорожник.

Как давно это было… Исполнение на два голоса… Аплодисменты переполненного зала… На три голоса – безудержная овация…

Аспирантка, приобретшая за двадцать пять лет жизни лишь одну-единственную подругу, впрочем, как будто созданную для облегчения души, пустячных разговорчиков и прочих не относящихся к науке дел, повернула налево, как того требовал гигантский плакат, на котором была начертана схема Национального парка роз.

Тина Маквелл обожала чирикать о чем угодно: рецептах яблочного пирога, голливудских звездах, сезонных распродажах, чиклитах, тенденциях в моде, противозачаточных средствах, ну, и конечно же о многочисленных знакомых, которых имела целую уйму, так как была по натуре экстравертом. О недавних похоронах, состоявшихся помолвках, несостоявшихся свадьбах, прошедших крещениях, минувших юбилеях. Вербальный цунами, насыщенный сплетнями, догадками, слухами, а также информацией из глянцевых журналов, местных таблоидов и, разумеется, Интернета, по традиции, заканчивался вместе с мороженым, шоколадом и соками. Впрочем, изредка подруги, вполне достойные счастья и благополучия, делились подробностями о неудачах на личном фронте.

Нет, явно у подавляющего большинства мужчин аллергия на девушек из научных кругов.

Но и ландшафтовед с двумя дипломами, и аспирантка, отмеченная грантом, все же надеялись, что в каждом правиле имеется исключение.

Глория едва не смяла передним бампером столб, увенчанный рекламой мыла, сдобренного розовой эссенцией.

– Надеялись – и не зря!

Влюбившейся аспирантке казалось, что теперь-то наверняка ее сильное, почти на грани разумного, едва контролируемое чувство не должно остаться безответным.

Надо только дотерпеть до завтрашнего утра, до как бы случайного свидания, о котором никто еще не знает.

Подрулив к стоянке автомобилей, почти не заполненной в этот будний день, Глория на миг поймала отражение в зеркальце, приклеенном на панели между спидометром и тахометром, и, улыбнувшись сама себе, выдала очередную знаменательную фразу: