— И что же Вы? — затаил я дыхание, страшась услышать ответ, который мог лишить меня всяческой надежды, но Катя лишь вновь зарделась и медленно покачала головой.

Я бросился к ней, заключая ее в свои объятия и пылко целуя белокурые локоны, а она сидела, замерев, пряча лицо в ладонях, и лишь плечики ее слабо подрагивали.

— Ты верно думаешь, что он мог убить Сергея?

Я в блаженстве откинулся на подушку, не смея отвести взгляда от ее раскрасневшихся ланит.

— Возможно, ты и прав. Он ведь давно ко мне сватается, вот уже почти десять лет — с тех пор, как я познакомилась с ними обоими, а я выбрала Сергея. Правда…тогда их было трое.

— Претендентов на твою руку? — безмятежно осведомился я.

— Да. Наша семья тогда бедствовала, и мне приходилось время от времени торговать цветами в оживленных кварталах города. Часто я заходила и на пристань, где и встретились мне оба брата. А третий заприметил меня в цветочном магазине. Только я практически сразу отказала ему: он, как показалось мне, излишне увлекся моей красотой и совершенно не интересовался ни моей душой, ни мыслями. По этой же причине я отвергла и Ипполита. Сергей же видел во мне в первую очередь друга и собеседника. Так, по крайней мере, мне думалось тогда. Мой первый знакомец и претендент на руку довольно быстро оставил меня в покое, правда, изредка я ловила в толпе его взгляд, полный боли, но постепенно он перестал попадаться мне на глаза, и сейчас я бы, наверное, даже не узнала его, попадись он мне навстречу. А Ипполит упорствовал, даже когда мы с Сережей шли к алтарю, и до последнего не оставлял своих попыток сделать из меня если уже и не жену, то хотя бы любовницу. Я, как могла, скрывала все это от мужа, не желая ссор и приступов ревности, но, боюсь, все могло открыться на судне…

Ипполит! — пронеслось вмиг в моем воспаленном мозгу. Как часто преступник пускает ищеек по следу, который без его помощи вообще никогда не был бы обнаружен. Кому бы пришло в голову расследовать гибель участника одной из суровейших экспедиций последних лет? Осенью, когда на море свирепствуют шторма, Сергей мог быть запросто смыт за борт, и это показалось бы всем наиболее разумным объяснением его исчезновения. Именно Ипполит привлек всеобщее внимание к гибели кузена, но зачем? Голова у меня раскалывалась, десна ныла пуще прежнего, и я рассчитывал исключительно на Мишкину бульдожью хватку: какие бы цели не преследовал наш подозреваемый, от моего непутевого помощника ему было не скрыться. Я снова откинулся на подушку и с умилением воззрился на мою прелестную гостью. Я непременно хотел продолжения ее исповеди о семейной жизни и осторожно спросил:

— У тебя с Сергеем не было детей, ведь так?

Она печально покачала головой и вздохнула:

— Причин я не знаю, мы были у всех врачей, каких только могли себе позволить. Правда, примерно за год до экспедиции я уже отказалась от этой мысли. Сережа изменял мне, — и она вдруг совершенно неожиданно для нас обоих разрыдалась.

— Как же такое возможно? — пробормотал я. — Имея в супругах такую красавицу…

— Если бы ты ее только видел! — по-детски всхлипывая и хватая ртом воздух, продолжала она. — Как-то раз я проследила за ним, когда он в очередной раз ушел в кабак. Сердце у меня давно было не на месте от этих его регулярных походов по злачным местам, вот я и решила узнать, с кем он там время проводит. И застала его с Софьей Генриховной!

— Владелицей «Винной бочки»? — с сомнением уточнил я.

Катя отчаянно закивала.

— Но ведь ей никак не меньше пятидесяти! Да и безобразна она поразительно. Катя, ты ничего не перепутала?

— Я ходила за ним несколько раз, и каждый раз он оказывался у нее: сперва они радостно приветствовали друг дружку, а затем уединялись наверху. Впрочем, мне удалось выследить их и там. Правда, пришлось немало заплатить коридорному…

— Неужели ты их застала прямо в этот момент?! — с ужасом выдохнул я.

— Если бы! Я, вероятно, была бы рада, попадись они мне на глаза в момент страсти — я бы, по крайней мере, понимала, что чем-то не устраиваю Сережу. Но они просто разговаривали — как старые друзья, как брат с сестрой… Он рыдал у нее на груди, она гладила его по голове. И так каждую неделю по несколько часов. Подслушать их мне не удалось, могу только догадываться, о чем они столь заговорщически толковали.

— Но отчего же ты решила…

— А что же еще это может быть? — буквально взревела Катя, сжимая свои бледные ладони в кулаки и воздевая их к потолку.

— Да что угодно, — раздался вдруг ехидный голос Мишки со стороны дверей, и мы как по команде повернули головы. — Все что угодно, мадам! Она может быть его теткой или крестной матерью. Да и просто подругой, наконец. Разве мужчинам возбраняется водить дружбу с дамами? — он хитро ухмыльнулся, прошел в комнату и опустился на единственный свободный стул у изголовья: Катя к тому времени уже давно сидела на краешке постели и периодически хватала мою руку в поисках поддержки и утешения.

— Разве мало ему моего общества?! Какие еще подруги могут быть у женатого мужчины? — всплеснула руками Катя. — Я ли не ходила с ним в театры и даже на балет, я ли не пила с ним пиво в трактирах, обсуждая назревающую войну? Я ли не посещала революционные кружки, в которых он состоял, и не пыталась вникнуть и разделить с ним новые либеральные ценности, которые нам нынче всюду предлагают взамен государя? А в ответ он рыдает на груди у Софьи Генриховны, жалуясь на свою несчастную долю? — Катю била безотчетная дрожь. Она вскочила с постели и принялась мерить шагами мою небольшую спальню, нервно кусая губы и сжимая и разжимая кулаки. Я тоже поднялся, бросился к ней, обнял за плечи и попытался усадить назад на кровать, но она вырывалась из моих слабых объятий, словно я и был ее мужем, не желавшим видеть в ней надежного товарища.

— Катерина Матвеевна, — зевая, промолвил Мишка, — это дело житейское, зря Вы так убиваетесь по столь ничтожному поводу. Вы, конечно, могли сколько угодно играть роль его боевой подруги и пытаться разделить его скудные мужицкие интересы, да только мужчине не то от женщины нужно. Что ему пиво с балетом? Пиво он и без Вас попьет в своей мужицкой компании, без Вас даже и веселее, можно невозбранно