— Ваше благородное происхождение, герре трубач, еще не дает вам права непристойно смущать порядочных девиц! — презрительно фыркнула пасторша, специально выделив голосом скромное звание Йохана. — Если вам не терпится свести знакомство с добропорядочным семейством, извольте попросить кого-нибудь из уважаемых граждан Мариенбурга представить вас. А уж тогда посмотрим, сочтем ли мы ваше общество достойным нашего положения и репутации.

Йохан с усилием проглотил обиду. Пожалуй, от ответной дерзости его удержал только смелый и любопытный взгляд темноволосой красавицы, благожелательно скользнувший по его лицу и фигуре, а затем, восхищенно, — по мундиру и амуниции.

— Увы, госпожа Глюк, — смиренно сказал Йохан, — из всех почтенных жителей Мариенбурга я лучше всего знаком с честным продавцом сукна Мейером, в доме которого мы стоим на постое. Но герре Мейер сейчас разделяет общество моего лейтенанта и потому пропустил службу. Ваши соседи почему-то не очень спешат заводить с нами знакомство. И это поистине большое упущение, ведь мы, уппландские драгуны, не какая-нибудь жалкая пыльная пехтура! В наш прославленный полк принимают только свободных землевладельцев, выходцев из старинных и благородных семей, преданными трудами многих поколений которых укреплялась сама шведская корона. В славном лене Уппланд мы — гордость родного края!

— Так чего же вы хотите от нас? — несколько смягчилась пасторша. Ее дворянское самолюбие явно тешилось беседой о «поколениях благородных предков».

— Я счел бы счастьем быть представленным вашим прелестным дочерям, особенно несравненной фрекен Марте… Но прежде всего вашему досточтимому супругу, преподобному пастору, чьи святые проповеди, признаться, проникли в самые глубины моей души! — голосом, исполненным почтения и благочестия, произнес Йохан.

Несомненно, трубач лукавил. Отнюдь не красноречие пастора Глюка волновало его сейчас и даже не спасение собственной души, а эта черноглазая очаровательница Марта, которая, слушая его красноречивое приветствие, так мило зарделась, кокетливо опустила глазки и теребила в руках кружевной платочек.

— Марта нам не дочь, — холодно сказала пасторша, — она воспитанница пастора. Ее отцом был какой-то польский или литовский солдат, папист, не постигший света истинной веры. Она — упрямая католичка, но господин Глюк в своей безграничной доброте все еще не оставил надежды обратить это заблудшее создание в лютеранство. Потому Марте позволено посещать кирху вместе с нами.

Казалось, госпожа Глюк нарочно вознамерилась оскорбить свою молоденькую подопечную на глазах у шведского солдата. Но Йохан только восхищенно вскинул голову. «Полячка… — подумал он. — Ну, конечно же! Вот почему на ее хорошеньком личике нет этого постного немецкого выражения! Полячки — пламя, а немки — дым!» За время кампаний в Польше он успел познакомиться с польскими и литовскими девицами и знал, что их соблазнительные формы сулят немало наслаждений, а пылкий и безрассудный нрав таит в себе множество опасностей для мужских сердец. Йохан чеканно щелкнул каблуками и с достоинством поклонился снова — на сей раз только Марте:

— Для меня большая честь свести знакомство с дочерью польского солдата, вельможная панна Марта! Я хорошо знаком с соотечественниками вашего отца. Поляки — очень гордый и храбрый народ. Богу было угодно, чтобы для нас, шведов, они стали неприятелем, но — честным и почетным, прошу заметить!

Марта вдруг взглянула на Йохана совсем не по-девичьи, открыто и испытующе. А затем сделала изящный книксен и сказала, не дожидаясь разрешения суровой воспитательницы:

— Благодарю вас за эти слова! Мне кажется, вы добрый и благородный человек, герре Крузе.

— Как ты посмела заговорить с мужчиной без дозволения матушки?! — взвизгнул, подскакивая к девушке, противный паренек, по-видимому, сын пасторши. — Дерзкая папистка!

— Я исповедую веру своих покойных родителей, — гордо и вызывающе ответила девушка. — Господин пастор уважает это. И я вправе сама поблагодарить этого славного солдата за правдивые слова о моих соотечественниках, которые мне нечасто приходилось здесь слышать.

Прыщавый мальчишка задиристо надвинулся на Марту, но встретился с недобрым взглядом Йохана и предпочел немедленно ретироваться за спины сестриц.

— Я же говорила — заблудшая душа!.. — картинно возведя томные голубые очи к небу, вздохнула пасторша. — Что же, герре Крузе, я передам вашу просьбу мужу. Если все действительно так, как вы говорите, и вы — честный человек и сын достойных родителей, возможно, преподобный Глюк разрешит вам бывать в нашем доме.

— Можете навести обо мне справки, фру пасторша! — горячо воскликнул Йохан, уязвленный ее недоверием. — Мне нечего стыдиться. Я — честный подданный его величества Карла, а полк наш — гордость Швеции.

Пасторша снисходительно кивнула ему и отправилась дальше со своим прелестным выводком. Дойдя до поворота, Марта подождала, пока грозная предводительница скроется за углом, а потом обернулась, задорно подпрыгнула и помахала Йохану ручкой. Она не сомневалась, что он смотрит вслед.

Неизвестно, где наводила справки о дерзком шведском солдате госпожа пасторша, но Йохан, как истинный военный, привыкший знать неприятеля в лицо, произвел разведывательный поиск в ее направлении уже на следующее утро. Добрый торговец сукном Мейер, страдавший от последствий чрезмерных возлияний в компании лейтенанта Хольмстрема, с радостью принял приглашение на пару кружек темного местного пива и поведал молодому солдату следующее. Христина Глюк, урожденная фон Рейтерн, не только знатная дворянка, но и находится в нежелательном родстве с изменником фон Паткулем, личным врагом короля Карла. «Гордячка она страшная! Вроде как особенной себя считает из-за этой своей баронской родни, — доверительно признался степенный горожанин. — Хотя лично я не вижу, чем тут гордиться. Этому предателю Паткулю все равно рано или поздно отрубят башку в Стокгольме, тогда и его родственничкам не поздоровится!».

Сам трубач Йохан Крузе знал о Паткуле только то, что смолоду тот был вроде бы приличным малым и даже носил чин шведского капитана, а потом ни с того ни с сего взял и предал своего повелителя Карла XI. Следовательно, против того, чтобы этого жалкого изменника укоротили ровно на голову, он ничего не имел.

Впрочем, здесь, в Мариенбурге, Йохан услышал совершенно иное мнение об этом человеке. В городе поговаривали, что Паткуль отказался служить шведскому королю, потому что Карл XI попрал законные права лифляндского дворянства и самой Лифляндии. Тогда, чтобы помочь родному краю, Паткуль стал искать для скромного уголка земли, в котором он появился на свет, влиятельных защитников. Сначала нашел короля Польши, а теперь — и царя Московии…

«Слабые люди, наверное, эти лифляндцы, раз думают, что их родине помогут чужаки, — гадал Йохан. — Неужели настолько не верят в собственные силы? То ли дело мы — шведы!» И молодой солдат еще больше гордился своей страной, рождавшей таких сильных и бесстрашных воинов, как непобедимый юный король Карл XII, или старший брат Кристиан, или лейтенант Хольмстрем, или даже он сам, трубач самого лучшего в Швеции полка! А раз так, то и возлюбленные новым викингам нужны под стать им: бесстрашные, дерзкие и свободные, с молниями в очах, с вихрем в распущенных волосах… Такие, как эта замечательная девушка, воспитанница пастора Глюка. И он добьется ее, обязательно добьется, хоть бы даже пришлось рассеять для этого целый легион демонов ада, полк пехоты московитов или хоругвь[8]польской конницы!