Дома, люди, камень, вода и холод преследовали меня вот уже несколько часов, когда я решился. Во-первых, мне надо было согреться: простуда могла помешать моим планам, болеть я не собирался, зная, что и лекарства сейчас дороги, и вообще, у меня было слишком много дел.

А во-вторых, я окончательно заблудился и хотел спросить дорогу у кого-нибудь из местных. На прощание мать назвала мне адрес Тэйлора, заставила повторить, так что улицу и дом я помнил отлично, осталось выяснить хотя бы направление, в котором мне предстояло двигаться. Я прошел еще немного вперед, свернул и остановился – дальше начиналась новая улица, простая городская улица, мокрая и грязноватая, но все же другая. Множество ярких вывесок, мерцающих сквозь туман многоцветных огней, и музыка завораживали. Нет, все это имелось и в других частях Бристоля, где я бродил полдня, но здесь их было столько, что отступила даже сырая тьма и шум прибоя, ветер подвывал не так тоскливо, он словно терялся в веселых ритмичных звуках. Я постоял немного, вглядываясь в скопище огней над головами особенно густой здесь толпы, и шагнул вперед.

Это был старый район, когда-то центр города – дома выглядели основательными и солидными, с толстыми кирпичными стенами и причудливыми лепными украшениями по фасаду, вокруг окон и по карнизам. Улица тоже была у́же, чем те, где я бродил почти полдня, а народу больше, я шел в толпе, задевал плечами встречных, и они отвечали мне тем же. И только я собрался обогнать их, как невольно остановился, получил хороший пинок в поясницу, потом меня снова толкнули, причем довольно крепко, но я не обратил на это никакого внимания.

Окно дома напротив было ярко освещено, за ним просматривалась небольшая комната, перед окном стоял стул, и на нем сидела девушка с короткими светлыми волосами, сидела, положив ногу на ногу и откинувшись на спинку стула. На девушке не было ничего, кроме черного белья, но ее не смущали пристальные взгляды прохожих, их недвусмысленные жесты и одобрительный свист, казалось, она не замечает их, а просто смотрит в стену дома напротив или на серое, начинавшее темнеть небо. Минуты шли, я подпирал стенку, девушка сидела, покачивая ногой, потом поднялась, приоткрыла окно и закурила. Я отошел от стены, шагнул ближе и едва не столкнулся с кем-то из прохожих, тот послал меня куда подальше и наступил на ногу, но я даже не обернулся, продолжал смотреть на красотку в окне, не в силах оторвать от нее взгляд. Та заметила меня, подмигнула и даже сделала приглашающий жест рукой, показала в сторону двери, что располагалась почти на одном уровне с окном, и вдруг хищно облизнулась.

Я снова остановился, отвел взгляд и тут же заметил в окне этажа еще одну девушку, темнокожую, одетую во что-то невесомое и прозрачное, не скрывавшее ни единой подробности, и она тоже сидела на стуле, смотрела на дорогу, опираясь локтями на колени и положив подбородок на ладони. Она изредка улыбалась и покачивала головой с тяжелой высокой прической. Она показала притормозившим напротив прохожим в сторону двери, но те, проорав что-то, прошли мимо, и девушка скривилась. Я обернулся – блондинки не было, окно закрывали плотные, подсвеченные красным тяжелые шторы.

Я расстегнул ворот куртки, глянул себе под ноги, потом вбок на другие окна – они тоже не пустовали. Подсвеченные неярким красным светом в них стояли, сидели и полулежали на креслах девушки, женщины – темные, светлокожие и смугло-желтые, разных комплекций и возрастов, переговаривались между собой и с прохожими, что-то кричали и громко смеялись. Воздух стал душный и липкий, пахло рыбой, тиной, их перебивал запах еды, и в эту мешанину запахов вплетался тонкий сладковатый дымок. Я не обратил на него внимания – очень хотелось есть и вдобавок я основательно продрог, поэтому, недолго думая, вошел в первую попавшуюся харчевню, что располагалась в подвале дома с облезлым из-за осыпавшейся штукатурки фасадом. Спустился на три стертые ступеньки вниз, толкнул дверь и оказался в комнате с низким потолком и узкими длинными, почти до пола окошками.

Здесь было тесно, шумно и душно от запаха дыма и такой же сладковатой приторной дряни, растворенной в воздухе. От нее немного кружилась голова и тянуло в сон. Я высмотрел себе свободный столик недалеко от низкой, закрытой на замок дверцы в дальнем и темноватом углу зала, скинул куртку, сел на деревянную лавку и осмотрелся.

Заведение напомнило мне наш трактир – та же стойка напротив двери, такие же темные столы, тот же сизый дым под потолком. Только моря не слышно и пахнет мерзко, сладко и терпко, неявно, еле заметно, но я чувствовал этот запах, и от него на сердце становилось тоскливо. Я тут же вспомнил мать, нашу с ней последнюю встречу, ее лицо, освещенное всполохами огня от горевшего трактира, ее голос и ее… нет, не просьбу – приказ – найти Тэйлора и все рассказать ему, выдать тайну нашего постояльца. И еще подумал, что пока не сделал ничего из того, что она просила, а вместо этого без толку проболтался по городу и теперь протираю штаны в прокуренной харчевне.

От этих мыслей оставаться на месте было невыносимо, я уже поднялся было с лавки и потянулся за курткой, когда увидел, что ко мне идет официантка. Брюнетка лет двадцати пяти или немного старше, невысокая, в джинсах и вязаной жилетке поверх зеленой футболки с длинными рукавами, она ловко обходила вольно рассевшихся посетителей, успевала перекинуться с кем-то на ходу парой слов и даже что-то записать в свой маленький блокнот. Подошла ко мне, остановилась напротив и спросила равнодушно-вежливо:

– Заказ делать будешь или передумал?

Она держала в руках меню, обычный запаянный в пластик яркий лист с фотографиями блюд и ценами. Ей было безразлично, уйду я или останусь, она смотрела куда-то мне за плечо и жевала жвачку.

А есть тем временем хотелось невыносимо, да и согреться пока не получалось. Я сел, накинул куртку на плечи и протянул руку к меню:

– Давай.

И забрал у девушки листок. Та вытащила из кармана жилетки блокнот и приготовилась записывать, терпеливо ждала, пока я прочитаю все, что напечатано на обеих сторонах. Подумал, прикинул, сколько могу потратить, и заказал себе ужин. Официантка записала все в блокнот и спросила:

– Пить что будешь?

Я не сразу понял, о чем это она, глянул на девушку, потом в меню, а та продолжала:

– Виски, водка, ром? Что тебе принести к закуске?

«Ничего», – едва не вырвалось у меня, но я придержал язык. Все, что она перечислила, я, разумеется, попробовал – когда мать уехала к своим родителям. Я давно хотел это сделать, и вот представился отличный случай – дома никого, постояльцев нет, море штормит так, что дрожат стекла, мать сказала, что вернется утром. И вернулась, застав меня в полностью непотребном состоянии – я попробовал все, что нашлось среди наших запасов алкоголя, пил по очереди ром, водку, виски и джин, и эта адская смесь надолго лишила меня возможности соображать и самостоятельно передвигаться. Так плохо мне еще не было ни разу в жизни, я не мог поднять голову от подушки, от каждого неловкого движения выворачивало так, точно я съел килограмм несвежей рыбы.

Мать мужественно помогала мне, не упрекнув ни единым словом, она вообще ничего не сказала, а следующим утром, когда я выполз из своей комнаты, так же молча выпорола меня, и я так же молча вынес это наказание.