Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сегодня Таня должна быть особенно юна, свежа и прекрасна –сорок лет, черт побери все на свете!..
За раздвижной зеркальной стеной в гардеробной висели двахалата – один розовый, в бантиках, а другой темно-синий, теплый, с застежкой догорла и с капюшоном. Халаты были сказочной красоты, и Таня их видеть не могла.
Когда-то давным-давно она жила другой жизнью. Когда-то онане только ходила по утрам голой, не только спала с открытыми шторами, но и неносила никаких халатов, ни розовых, ни темно-синих. От ванной до спальни онадоходила в полотенце, а в спальне сразу напяливала джинсы.
Колечка, ее единственная любовь, ее герой, мужчина ее жизни,все изменил. Теперь она к завтраку всегда выходит в халате, как и положенонормальной семейной женщине.
А может, ну их к черту, эти халаты?.. Все равно он ужесердит, и от того, что она выйдет, как ненормальная и не семейная, в штанах,ничего не изменится.
В спальне зазвонил ее мобильный, и, прыгая на одной ноге иволоча за собой штанину, в которую она не успела засунуть ногу, Таня поскакалав спальню.
Звонил сын.
– Здорово, мам, – скороговоркой выпалил он. – Ты встала?
– Встала. Здорово, мартышка!
– А я с урока отпросился, сказал, что мне срочно нужно всортир.
– Зачем? – удивилась Таня, придерживая трубку ухом инатягивая джинсы. Шторы, что ли, открыть поскорее, солнышко впустить?
– Как зачем?! У тебя день рождения, а ты всегда впол-одиннадцатого встаешь! Я же должен тебя поздравить!
Таня так растрогалась, что даже перестала натягивать штаны.
– Макс, спасибо тебе большое!
– Мам, подожди, я же тебя еще не поздравил!
– Ну, зато ты звонишь, и это уже счастье!
– Да ладно тебе, мам! Слушай, ну, в общем я тебя поздравляю!Я тебя люблю. Ты самая лучшая на свете. Самая красивая, самая умная, самаяпрекрасная мать! Всем матерям мать! Это ты, в смысле, мать! Я тобой горжусь!
Таня поняла, что сейчас зарыдает, а рыдать нельзя.Пятнадцатилетний Макс по-прежнему, как в детстве, до смерти боялся ее слез иникогда не понимал, почему люди плачут от радости. От радости нужно смеяться ихохотать, а не рыдать!
– Мальчик мой, спасибо тебе боль…
– Мам, да уймись ты!.. Короче, я сегодня после школы в«Останкино» приеду.
– Как?!
– Меня дед привезет, я с ним договорился. Ирина Михайловна,– так звали шеф-редактора Таниной программы, – мне сказала, чтоб я к тремподваливал. Ты уже будешь на работе, тебя все начнут поздравлять, и я ничего непропущу! А потом я, мамочка, с тобой пойду в ресторан, чтоб ты знала! Это ятебе все заранее говорю, чтоб ты ни на кого не ругалась! Мы все ужедоговорились. И подарок мы с дедом тебе купили – зашибись! Ну, короче, все,пока, меня сейчас завуч засечет, я же тебе из сортира звоню! Я тебя люблю, мам!
Таня аккуратно положила трубку на кровать, кулаком быстроотерла глаза, как будто сделала что-то постыдное, и широким жестом размахнула вразные стороны занавески. Солнце ударило в лицо, и она радостно зажмурилась.
У нее есть сын – самый замечательный сын на свете! Он отпросилсяс урока, чтобы позвонить ей именно в ту минуту, когда она встанет, и он точнознает, что встает она в пол-одиннадцатого! Может, наплевать на все остальное?На пижаму, занавески, сорок лет, мужчину ее жизни и на то, что ей все кажется,будто она попалась в капкан, и единственный выход, как у волка, – это толькоотгрызть себе ногу, оставить ее в капкане, чтобы самой спастись?!
Таня потянула на себя створку окна, легла грудью наподоконник, свесила голову и подставила солнышку щеку. Щеке сразу стало тепло ищекотно.
Пролежать бы так до самого отъезда на работу! И с Колечкойне объясняться, и не чувствовать себя виноватой, и не оправдываться ни в чем! Вконце концов, это у нее сегодня так называемый праздник!..
Сосны, с одного боку освещенные летним солнцем, стояли нешелохнувшись, и пахло летом – смолой, разогретыми стволами, сиренью и чуть-чутьдымком. На соседнем участке жгли обрезанные с весны яблоневые ветки. В жасминедрались воробьи, ругались, пищали, и время от времени оттуда выскакивал один изучастников побоища, вспархивал на забор и с него сердито орал, выкатывал грудь,поскакивал туда-сюда, а потом камнем кидался обратно в куст, чтобы продолжитьдраку. Почему-то воробьи дрались всегда в жасмине.
Красота.
– Танюш, ты встала?
– А?!
– Господи, что это ты такая красная?!
Домработница Ритуся с клубничной грядки смотрела вверх,приставив ладонь козырьком ко лбу.
– Я говорю, с днем рождения, Танюшенька!
– Чтоб он провалился, этот день рождения!
– Да ладно тебе! Сейчас я завтрак тебе подам. Яичницусделать или кашу сварить?
– Не хочу я кашу!
– Кашу по утрам есть полезно!
– Пойдите в задницу, – под нос себе пробормотала Таня.
Домработница верой и правдой служила у нее лет десять, и онинежно обожали друг друга.
– Я тебе подарочек приготовила!
– А Колечка дома?
– Дома, – ответила Ритуся, как показалось Тане, с неохотой.– Он уже позавтракал.
Ну да, все правильно. Сердит и неприступен, как скала. Врагуне сдается наш гордый «Варяг», пощады никто не желает!
Таня как раз желала пощады.
За ее спиной зазвонил мобильный телефон, и она с неохотойстащила себя с подоконника и взяла трубку.
– Танечка, деточка моя, с днем рождения, золотая, яхонтовая,бриллиантовая!.. – затараторила редакторша и сама засмеялась.
– Спасибо тебе, Ирина Михайловна!
– Да погоди ты, за что спасибо, я еще и не начинала даже!
Таня тоже засмеялась, дернула балконную дверь и вышла натеплую плитку, изо всех сил оттягивая время, когда нужно будет идти объяснятьсяс Колечкой.
– Слушай, все поздравления на потом, ладненько? А звоню ятебе, чтоб сказать, что у нас тут шум на весь мир! Какой-то писатель книжкуиздал, а там и про президента, и про Сосницкого, и про Белоключевского та-акоенаписано! И про дефолт, и про заказные убийства!.. И все фамилии настоящие, исобытия подлинные!..
Таня, которая начала внимательно слушать, как толькоредакторша стала перечислять фамилии, перебила ее:
– Постой, Ирин! А что за писатель-то? Какой-нибудь бывшийпомощник депутата?
– Да я его и не знаю! Какой-то Грицук! Или Грищук, что ли!Танюш, давай его на программу позовем, а? Я справки наведу, откуда он и чтособой представляет, и ты с ним поговоришь! Кстати сказать, отличная тема –правда и ложь в книгах!