— Потому что по одежке встречают, — ответила я.

— Чушь собачья! Их интересует только сумма, которую ты сможешь заплатить.

Все-таки он переоделся в приличные брюки и новую оранжевую рубашку, ту, что я подарила ему на последний день рождения.

Дом невозможно было описать словами. Как только я ступила на порог, он как будто позвал меня. Я переходила из комнаты в комнату в каком-то трансе, прижимая к себе Тома и следя, чтобы Ребекка не посшибала со столов вазы с цветами (довольно отвратительными, на мой взгляд). Майк задавал серьезные и взрослые вопросы, пока я блуждала по дому, разинув рот. В старом доме царили тишина и спокойствие. Поднимаясь по скрипящим ступенькам, я пихала Майка в бок, пока он не обернулся и не прошипел:

— Перестань, нельзя так явно показывать свой интерес.

Когда мы вышли в сад, я готова была скакать, как Джули Эндрюс в фильме «Звуки музыки». Сад был прекрасен. Там даже курятник стоял. Пожилые хозяева были приличными и благовоспитанными до отвращения. Они сообщили, что в этом доме выросли уже три поколения, но дети уехали, обзавелись семьями и не хотят возвращаться в эту глушь. Что им тут делать — они устроились в Лондоне, а нам теперь не нужен такой огромный дом. Много народу хочет его купить, приезжал тут один на БМВ, столичная штучка, предлагал триста тысяч, но ему ни за что не продадим. Nouveau[16]. Я отчаянно попыталась сделать вид, что мои предки сделали состояние пару веков назад, и следила за своим языком. Слава богу, что я надела длинное платье, а не мини-юбку.

Интерьер был просто ужасен: венки роз, развешанные по стенам гостиной, коричневые ковры, дешевая пластиковая мебель в кухне. Но даже это не могло испортить дом. Мы возвращались молча, но внутри меня все пело. Вечером мы с Майком сели в кухне, чтобы серьезно поговорить.

— Мы не можем его купить, — сказал он.

— Знаю, — ответила я. Молчание. — Но…

— Мы не можем его купить, — повторил он.

— Я знаю, — снова долгая пауза. Я сделала глоток вина. — Можем мы попросить у твоих родителей?

— Нет! — отрезал Майк. Он никогда не просил у отца ни единого пенни, даже для обучения Ребекки.

— А как насчет моих…

— Ни за что! Я поговорю с нашим банком завтра утром.

— Я люблю тебя, — сказала я. Похоже, все получается именно так, как я рассчитывала. Новый дом поможет нам восстановить прежние отношения. Я почувствовала, как ко мне возвращаются спокойствие и счастье.

Вторник, 5 марта

У нас новая проблема. СЕКС. Какое-то время после рождения Тома наши сексуальные отношения были предметом для шуток (ну, когда Майк бродил вокруг с выражением полнейшего разочарования в жизни), но теперь это все меньше походит на шутки. Майк хочет, чтобы все было как до рождения Ребекки, но попробуйте заниматься сексом, когда знаете, что вы похожи на дрессированную слониху, наряженную по случаю выступления в белье с оборками.

Мы как раз успешно (для нас обоих!) исполнили свой супружеский долг, и тут Майк сказал:

— Кэрри, нам нужно серьезно поговорить.

— О чем? — спросила я, уплывая в сон.

— О нашей сексуальной жизни.

— Но ведь мы только что занимались этим.

— Я занимался. Ты просто присутствовала.

Ну вот. Я знаю, что совсем обленилась. Дело в том, что я по-прежнему такая толстая, что предпочитаю заниматься любовью только лежа на спине — так мой живот выглядит сравнительно плоским. Стоит мне лечь на бок, и живот будет лежать отдельно от меня. Если я буду сверху, он просто накроет Майка, как приливная волна. Я не уверена, что Майк хочет видеть меня такой, когда мы занимаемся любовью.

Когда мы познакомились, нам было по двадцать пять, и мы только и делали, что трахались. Я бесстыдно разгуливала по комнате нагишом, зная, что мое тело создано для любви.

Мне до сих пор больно после эпизиотомии. Я понимаю, что это было семь месяцев назад, но все равно чувствую себя так, как будто меня застегнули на застежку-молнию. Мы пытались вернуться к прежним отношениям после рождения Ребекки, когда еще не было Тома, но все получается по-другому, когда у вас есть ребенок. Во-первых, так устаешь, что когда добираешься до кровати, хочешь только одного: спать. Если это случается днем, то приходится заниматься любовью по-быстрому и изображать страсть, прислушиваясь к шагам на лестнице. Вашему чаду может в любой момент наскучить смотреть телевизор, и тогда к вам начнут приставать с вопросами.

Сколько раз мы лежали, стыдливо прикрывшись одеялом, и говорили противными голосами:

— Привет, Ребекка. Мама и папа просто обнимались, а потом нам стало холодно, и мы залезли под одеяло.

— А почему ваши трусики лежат на полу? — спрашивала Ребекка тоненьким злым голосом.

— А мы как раз собирались пойти в душ.

К этому моменту Майк прятался под одеяло с головой, и о том, чтобы продолжать, не могло идти и речи.

Когда я была беременна Томом, мне постоянно хотелось заниматься любовью, но Майк не проявлял обычного энтузиазма. Он чувствовал, что это довольно странный способ познакомиться со своим будущим ребенком, и я, кажется, понимаю, что он имел в виду. Потом есть такая штука, как однообразие. Все супружеские пары знают — если что-то доставляет удовольствие вам обоим, вы делаете это снова и снова. Это как вести машину: первая скорость, вторая, а потом вы вдруг переключаетесь на пятую с легкостью хорошо смазанного механизма. Я знаю, что Майку это просто надоело — он хочет заниматься со мной любовью на кухне, в сарае, во дворе — да где угодно, лишь бы все было по-другому. Похоже, что мужчины всегда остаются подростками, для которых чрезвычайно важно, сколько раз они трахались и где это происходило.

Я пытаюсь скрыть тот факт, что стала такой ленивой. Самое большее, на что меня хватает — это издавать различные звуки. Что делать, все меняется. Я уверена, что раньше была очень хороша в постели. Никто из моих бывших партнеров не жаловался, а Майку когда-то очень нравилось, что я такая развратная. Но вот появляются дети, и становится важнее уметь быстро навести порядок в доме.

— А что мы можем сделать? — спросила я виновато.

— Ну, для начала ты могла бы проявлять побольше интереса. Почему ты никогда не пристаешь ко мне сама?

Да просто потому, что мне это не нужно так, как тебе. Вот честный ответ, но, как я догадываюсь, совсем не тот, который он хочет услышать.

— Кэрри. Я горжусь тобой. Я люблю тебя. Я хочу тебя. И я хочу, чтобы ты тоже хотела меня.

Я хочу. Просто не так часто, как ты. И не выбираю для этого самые неподходящие моменты.

— Почему бы тебе не купить чулки или новое белье? — спрашивает Майк, и я с тоской думаю о куче посеревшего и расползающегося хлопка и нейлона в ящике комода. Другого белья у меня и правда не осталось.