По пути назад он встретил возвращавшегося из молельни Малика. Не сказав ни слова друг другу, братья дошли вместе до дома, где Уилл подвязал книги к корзине, взвалил ее на спину и принялся догонять брата, демонстративно ушедшего вперёд.

Вдвоем они покинули деревню, нырнули в густой туман и направились по широкой тропе к Большим Вардам. Дорога вела вниз с горы, петляя между сосен.

— Интересно, вурдалаки боятся света? — шептал себе под нос Уилл. — Если они нападали на Варды только ночью, может, им неприятен солнечный свет…

— Что ты сказал? — Малик резко обернулся к брату, услышав его бормотание.

— Я так, сам с собой… Извини, что отвлек. Просто вспоминаю рассказы про нападение на город.

— Да почему ты все время об этом думаешь? Тебе делать больше нечего? — вспылил Малик. — Лучше бы думал о том, как нам к зиме подготовиться и пережить ее. У нас с женой скоро будет ребенок, это еще один рот, который нужно кормить! — Лицо мужчины покраснело, он сдавил пальцами лямки короба.

Уилл на всякий случай чуть отдалился от брата. Зная его вспыльчивый характер, ему не хотелось рисковать.

— Успокойся, брат. Я не хочу с тобой ссориться. Просто то, что случилось в Вардах, может случиться и у нас! Я переживаю за нас всех: за матушку, за тебя с Шарошой.

— Я тебе еще раз говорю, не о том ты думаешь, — Малик разжал кулаки, цвет лица стал медленно возвращаться к нормальному.

— Извини… — Уилл неловко улыбнулся, он пытался сгладить ситуацию.

Малик притормозил, дал Уиллу поравняться с собой, оскалился и презрительно посмотрел на него.

— За что? За то, что Матушку постоянно позоришь? Да ты ведешь себя, как… как!.. — Малик не нашел, похоже, подходящего слова. Он замялся, сплюнул на землю и стал возмущаться. — Ты позоришь нас! Не посещаешь молельню, не чтишь наставления предков. Знаешь, как мне стыдно каждый раз, когда я захожу принести утреннее подаяние и вижу служителя? Я везде слышу упреки про тебя. Ты… ты самый умный что ли? Мне служитель сегодня снова читал нравоучения из-за тебя.

Уилл не хотел спорить с братом, поэтому просто пожал плечами, вздохнул и отошел от него на другую сторону тропы.

Как правило, селяне всю свою жизнь проживали в родной деревне — вступали в брак, обзаводились детьми, а все их путешествия оканчивались на ярмарке в соседнем городке. Каждые два года приезжали сборщики из Офуртгоса, и деревенские жители платили налог в казну графства, большую часть которого составляла талья — земельный взнос с подворья.

Так и тащил селянин на себе ярмо, пытаясь накормить кучу голодных ртов и платя налоги, а под старость умирал от болезней, диких зверей или же просто пропадал бесследно в окрестных лесах и горах. И что-то иное, выходящее за рамки этого нехитрого быта пугало таких людей, как Малик. А Малик не отличался мыслями и поступками от подавляющего большинства деревень и городков графства.

Уилл вспомнил слова старого Служителя, который обучал его в детстве грамоте. «Мы, бедные люди, рождаемся уже мертвыми. Ничего не знаем, никто о нас не знает, ничего не решаем. Тихо живем, тихо умираем». Старик был почти слеп и глух, передвигался с помощью трости, порой что-то забывал, но по большей части разум его был ясен. Он постоянно твердил Уиллу: «Мальчик мой, когда возмужаешь, беги отсюда, иначе так и останешься мертвецом»

Повзрослев, ученик и рад был сбежать — он грезил мечтами увидеть мир, воочию лицезреть то, о чем читал в сказках, но жизнь оказалась куда более жестокой. Уилл прекрасно понимал, что, несмотря на всю нелюбовь брата, семья нуждалась в нём. Матушка Нанетта часто болела и не могла ничем помочь братьям, даже ее ковыряния в огороде не приносили особого результата из-за скудной почвы и плохой погоды, а беременная жена Малика, Шароша, вот-вот должна была родить. В зимний сезон Офурт был очень жестоким местом: скудный рацион, сильные морозы. Даже одному здоровому мужчине очень тяжело прокормить три голодных рта. Так что Уилл понимал, что он не может пока покинуть родительский дом.

Тем временем туман начал отступать, сгущаясь в плотные ватные хлопья и медленно оседая на дне долины. Братья шли по еще влажной от росы земле. Справа от них возвышался сосновый лес, как обычно тихий и молчаливый в это время суток. Слева от тропы был обрыв, а внизу, в долине, располагалась цель их маленького похода — город Большие Варды. Оставалось лишь спуститься по извилистой тропе и через час Уильям и Малик уже должны были добраться до места.

— А там людно, — Уилл подошел к обрыву и посмотрел на расположившийся внизу город. Главная торговая площадь города сверху напоминала муравейник, а люди — его крохотных обитателей; их было очень много, и они двигались в разных потоках между торговыми рядами и палатками.

Малые Вардцы, откуда пришли братья, были маленькой копией Больших Вардов: то же расположение домов вокруг главной площади, такая же отдельно стоящая молельня, разве что в Больших Вардах она была добротной, из камня. Но Варды, в отличие от маленькой деревушки Малых Вардцев, считались полноценным городом, пусть и небольшим: полсотни жилых дворов. Многие семьи были весьма зажиточными, в городе находились таверна, постоялый двор, лавки и даже меняла монет.

Пару раз в год, в конце весны и в начале осени, здесь проводились большие ярмарки. Они были приурочены к праздникам Аарда и Лионоры — это были двое из четырех посланников Ямеса, их очень любили и поклонялись им не меньше, чем самому единому богу.

Аард представлялся мудрым седовласым старцем, будившим леса и горы от зимнего сна, топил снег, чтобы он превратился в бурные реки, распускал цветы и являлся символом жизни. Лионора же олицетворяла плодородие, осень и сбор урожая. По мнению народов, населяющих север, у нее были рыжие волосы, зеленые глаза, длинные струящиеся одеяния и неизменная корзина с ягодами за плечами.

В верованиях северян числились еще два посланца Ямеса: жестокий Граго — воплощение холода и смерти, демон, который посылал людям испытание и пожирал их души, и насмешливый юноша Самам, сын Лионоры. Он любил изнурять жарой, шутить над людьми, и представлялся им скорее, как олицетворение хитрости и пакости, чем символ лета.

В эти два дня в Вардах с шумом отмечали день Аарда. На окна и двери вывешивали вышитые зелеными или золотыми нитями полотнища из белой ткани — они символизировали обновление и очищение. Жители облачались в праздничные светлые одежды, устраивали ярмарки и гуляния. Молодые девушки рвали Фиалы, Златовики и Горицветы, плели из них венки, которые дарили своим избранникам, выражая свою симпатию. Это было время признаний в любви, время создания новых семей и зарождения жизни.

— Матушка просила передать травы старухе Удде, чтобы та приготовила лекарство. — Братья подходили к городу, и Малик завел разговор. — Я не хочу видеть эту старую каргу. Отнеси травы ты…

Уильям попытался скрыть улыбку. Старая Удда из всех проказливых мальчишек больше всего не любила именно Малика. Это повелось ещё с тех пор, когда семья Нанетты жила около Храма, а братья были маленькими. При попытках что-то украсть из ее огорода страдал чаще всего именно старший. Несмотря на внушительные годы, старуха была очень подвижной и шустрой, и поэтому удар палкой прилетал незадачливым воришкам тогда, когда те его не ждали. «Старая ведьма» — постоянно кричал в слезах Малик, когда приходил домой со следами на спине от палки. Неудивительно, что и возмужав, у Малика не было желания общаться с этой пожилой женщиной. А может быть, он до сих пор просто ее боялся.