Он действительно тобой больше не интересуется? Вот сволочь эта Мила! Так поступить с лучшей подругой!

Дорогая, тебе рано себя хоронить. Впереди целая жизнь!

Кстати, у меня новый поклонник: оленевод из Ханты-Мансийска. Владелец оленьего стада в полтысячи голов. Ходит с костяным ножом, подарил мне малицу. Зовет жить к нему в ярангу, обещает каждый день кормить строганиной, если выйду за него замуж. Утверждает, что вышибает белке глаз с трехсот метров. Предлагал продемонстрировать свое искусство на наиболее докучливых из моих поклонников, но я отказалась. Впрочем, кажется, зря.

Ох, как надоело все!

Стара я стала по сцене козлицей скакать. На пенсию хочется, покоя хочется, тишины, наконец, хочется. Да только без денег недолго на пенсии засидишься, так что, видно, придется мне до глубокой старости молодиться, невеститься и крутить мозги оленеводам из Нарьян-Мара.

Если уж ты, моя лучшая и единственная подруга, не хочешь мне помочь…

Вчера в моей душе уже созрели ноты дивной мелодии! Напела мотив своему продюсеру Оганезову. И что ты думаешь, этот тип закричал: «Стопудовый хит! Щас мы на эту музычку наложим какие-нибудь «любила-забыла» и ракетой войдем во все чарты!» Еле удержалась, чтобы не размозжить ему голову. Все на продажу, все с молотка!

Ах, закрыться бы в глуши, в деревне! И чтобы ни одна тварь не захотела сделать из моей мелодии стопудовый хит, особливо бывший директор Дома культуры из Толстобрюховского района… Жить полной жизнью, дышать полной грудью… Встречать рассветы, провожать закаты, беседовать с людьми о простых человеческих вещах — хотя бы о двойках в школе, о подорожании продуктов или сезонном спаде на рынке туалетных утят… А также меня страшно интересуют взятки мэру Мамакову и происки злобного конкурента с характерной фамилией Бульбенко!

Ты что, думаешь, так уж трудно открывать на сцене рот под фонограмму? Я уже пятнадцать лет открываю, как заведенная!

Целую, обнимаю.

Твоя Викуша».

По пустынной улочке, полной пыльной травы, колдобин и яблонь с пожухлой от бездождья листвой, скрипела инвалидная коляска, блестя на солнце весело вращавшимися спицами. Бодрый старик, нервируя окрестных барбосов и пугая купавшихся в пыли кур, надрывно кричал:

— А вот кому кандидата?.. Желающим предлагаю настенный календарь с поясным изображением — плотная глянцевая бумага, красивая женщина и денег за эту роскошь ни копейки! В крайнем случае на стенку можно повесить, чтобы пятно на обоях прикрыть.

Калитка покосившегося дома доверчиво растворилась, и агитатор, пользуясь случаем, просочился во двор.

Старик Кукушкин потрясенно мял в руках знакомый портрет.

— Очень хороший кандидат, — заверил его Венин дедушка, а это был именно он. — Обещает каждому пенсионеру бесплатные зубные протезы и отдых в Гаграх за свой счет. Так что берите, не пожалеете!

— Я бы взял, да только, боюсь, моей маме она не понравится, — пробормотал престарелый Кукушкин, разглядывая портрет. — Очень уж эта особа на одну женщину похожа…

Он замялся.

— Не внучка ли ваша? — поинтересовался агитатор, — а может, соседка или, к примеру, жена? Или вы вместе отдыхали в Сочах в 1982 году?

Старик согласно кивнул.

— Да, жена… Бывшая, естественно. Прямо одно лицо, если прищуриться. А расстались мы с ней из-за несхожести внутренних устремлений. Вот уж не думал, что она мою фамилию приняла. Как же ее звали… — растерянно наморщил лоб Кукушкин. В поисках ответа оглянулся на женский портрет, с суровой непреклонностью взиравший со стены.

— Елена, стало быть? — подсказал агитатор, сверившись с календарем.

— Да нет, Елена — это моя первая была, я с ней уж десять лет как разошедшись… А эта… Эта… Как бишь ее…

— Неужто нет никакой возможности упомнить всех своих жен? — неодобрительно усмехнулся визитер, его выцветшие глаза неожиданно построжали.

— Как же их упомнишь, когда они сбегают, даже не успев в супружескую законность войти. Эта только дня три и прожила, как усвистала, ладно еще сберкнижку мою прихватить не успела. А вот фамилию прихватила без зазрения совести…

— А когда это было, позвольте поинтересоваться? — полюбопытствовал агитатор. — Я к тому спрашиваю, чтобы удостовериться, нет ли какой ошибки. Знаете, так бывает… Волосяная краска, слой штукатурки, поворот мордоворота — даже опытному мужчине ошибиться немудрено.

— Какая ошибка! Она же, стервь эдакая, убегая от меня, маму мою специально-нарочно уронила. Они, видите ли, характерами не сошлись, несмотря на то что у моей мамочки прямо-таки ангельский характер.

Он снял со стены портрет в затейливой рамочке и указал на вырезанные по задней рамке цифры.

— 20 июля прошлого года это было. Я завсегда имею привычку оставлять свой знак на изделиях ручного труда. Для облегчения будущих потомков и свидетельской точности показаний.

— Говорит, только три дня были женаты, — объяснил дед внуку, уже сбросив личину агитатора, — как она от него удрала. Однако Кукушкин утверждает, будто имечко у нее было совершенно другое, не говоря уж про фамилию. Хотя, может, это он из злопамятности тень на плетень наводит. Кстати, в тысяча девятьсот шешнадцатом году в тамбовской банде тоже один такой был… Назывался Сериков, а проверили его — оказалось, никакой не Сериков, а даже совсем наоборот, Беликов. Так его и расстреляли как Беликова. А потом его жена по фамилии Серикова приходила, просила прах ее мужа выдать, умоляла, дайте мне моего Серикова, чтобы дети по крайности могли над могилой порыдать, а ей сказали, что не положено выдавать, тем более что никакого Серикова и не было в тамбовской банде, кроме Беликова.

Веня утомленно прикрыл глаза. У него от круговерти из Сериковых-Беликовых слегка закружилась голова. Заметив это, дед объяснил:

— Я к чему клоню… Надо бы у самой Кукушкиной разузнать. Как бы ненароком, ненавязчиво… Можно так сказать: мол, я вашего супруга вчерась видевши. Он пребывает в полном здравии и даже хорошо выглядит, несмотря на полную одиночества жизнь.

Внук неохотно признал:

— Да я уж и сам хотел. Тем более и повод есть наведаться. Скажу, мол, имеются сведения на ее закоренелого противника Муханова — может, соблазнится и купит полкило компромату… А то еще на свидание ее приглашу, чтобы разузнать о личной жизни, в ресторан позову… А полученные сведения гражданке Песоцкой загоню по тройной цене!

— Вот это жизнь, — завистливо вздохнул дед, мечтательно щурясь, — встреча с красивой женщиной, ресторан, поцелуй под плакучей ивой… Помню, в тамбовской банде была одна такая…

— Разве это жизнь, — оборвал лирические воспоминания Веня, — даже кулаки почесать не об кого! Ни тебе перестрелок, ни линии огня, ни вооруженных задержаний. Скукота!

— Кукушкина, к тебе! — крикнула санитарка в душный больничный покой, осуждающе глядя на запыленные ботинки посетителя.