В документе указывалось, что ее рост 1 м 70 см и что у нее большой нос и карие глаза. Первоначально ее возраст был указан правильно – 38 лет, но затем был исправлен на 30 лет. Очевидно, она хотела, чтобы ее считали моложе своих лет. Ее волосы были очень черные, но в них уже пробивались седые пряди. Тем не менее в Париже в 1916 году она преобразилась в блондинку.

Ее отец Адам Зелле умер еще в 1910 году. В Амстердаме Мата Хари навестила господина и госпожу К. У госпожи К. сложилось впечатление, что Мата Хари была глубоко несчастна и чувствовала себя очень одинокой. Она понимала, что до Парижа сейчас не добраться. Ее богатых любовников в тот момент в Амстердаме не было.

Но в Амстердаме она попала в довольно затруднительное положение, поскольку ее гардероб был либо еще в Швейцарии, либо довольно медленно путешествовал в Париж. Все ее состоятельные друзья и покровители в Голландии были призваны в армию (в связи с началом Первой мировой войны в Нидерландах тоже была объявлена мобилизация), и о получении театрального ангажемента не приходилось даже мечтать. Несмотря на это, Мата Хари выбрала дорогой отель «Виктория», ибо привыкла ни в чем себе не отказывать.

Она вспоминала: «Снова оказавшись на родине, я почувствовала себя просто ужасно. У меня совершенно не было денег. Правда, в Гааге жил один мой очень богатый поклонник, его фамилия ван дер Капеллен. Но я хорошо знала, какое значение для него играет то, во что женщина одета. Поэтому я не стала его разыскивать, пока не обновила гардероб. Мое положение было сложным, пока однажды, выходя из церкви в Амстердаме, я не позволила некоему незнакомцу заговорить со мной. Он оказался банкиром по имени Генрих ван дер Шельк и стал моим любовником. Он был добрым и чрезвычайно щедрым. Я выдавала себя за русскую, поэтому он счел своим долгом знакомить меня с достопримечательностями страны, которую я знала лучше него».

Нон, которой уже исполнилось шестнадцать, слышала о своей матери очень мало. Окончив педагогическое училище в Гааге, она первый год проработала учительницей в Фельпе. В это время она жила с отцом в расположенном поблизости от Амстердама Де Стееге. Мата Хари решила написать ей письмо, где предположила, что раз дочь уже наверняка слышала всевозможные сплетни о ней, то теперь она уже достаточно взрослая, чтобы услышать историю жизни непосредственно от своей матери.

Нон показала письмо отцу. Тот тут же отослал его своему адвокату Хеймансу, сопроводив письмо нелестным замечанием в адрес бывшей жены. По совету Хейманса Джон Маклеод ответил на письмо бывшей жены вместо дочери. Он написал, что если Грит хочет увидеть дочку, то пусть потрудится написать письмо непосредственно ему, отцу. Она так и сделала – по-французски. Письмо было написано 18 сентября 1914 года в отеле «Виктория»:

«Мой дорогой друг. Если ты так хочешь, я попрошу тебя лично. Будь добр и дай мне увидеть мою дочь. Я уже настолько стала парижанкой, чтобы забыть о необходимом такте – все равно, в какой ситуации. Пожалуйста, сообщи мне, что нужно сделать. Я уже заранее благодарю тебя за то, что ты позволишь мне то, чего я так страстно желаю.

С глубоким уважением, Маргарета».

В постскриптуме она добавила: «Пожалуйста, в ответе используй имя Мата Хари».

Отвечая ей письмом, бывший муж удивился, что она так быстро забыла голландский, хотя письмо Нон написала как раз на голландском. Он согласился на встречу дочери с матерью, но только если она не будет настраивать дочь против отца. Маклеод надеялся, что старая обида за это время уже исчезла. Но он не хотел, чтобы встреча Маты Хари и Нон состоялась в Гааге или Амстердаме. В качестве места встречи он предложил Роттердам. Мачеха Нон Гритье Маклеод рассказывала Ваагенаару, что Джон думал, что бывшая жена хочет увидеть свою дочь лишь потому, что до нее дошли слухи, что Нон очень красива. Предположение более чем странное. Ведь скромная выпускница педагогического училища ни в коем случае не была какой-нибудь «звездой», о которой говорила вся Голландия.

Длинноногая, со смуглой кожей и черными волосами матери, Нон на самом деле выглядела весьма привлекательно. Маклеод подозревал, что Мата Хари захочет показаться с Нон на публике в Амстердаме или Гааге, где ее хорошо знали, и поэтому выбрал Роттердам, где ее никто не знал.

В следующем письме Мата Хари сообщала бывшему супругу, что в будущем хотела бы позаботиться о воспитании Нон, и допускала, что, возможно, ей удастся на какое-то время взять девочку с собой в Швейцарию. Такая перспектива явно не вызвала у него восторга, и он предложение отклонил. Маклеод написал, что будет гораздо лучше, если Мата Хари поможет Нон деньгами. Можно, например, поместить на счет в банке пять тысяч гульденов, чтобы Нон могла брать уроки вокала и игры на пианино. Однако некоторое время спустя Джон, убедившись, что денег от Маты Хари не получить, сообщил бывшей жене, что не может поехать в Роттердам, потому что еще не получил от правительства свою месячную пенсию. Мата Хари наконец поняла, что он не собирается устраивать ей встречу с Нон. Она никогда больше не увидела свою дочь.

Во время Первой мировой войны Нон посещала педагогическое училище в Гааге. Однажды ее соученица спросила, что она думает о своей матери. «Я не могу говорить о матери так, как мне хотелось бы, – ответила Нон. – Я так много слышала об ее жизни в Париже, но всякий раз, когда я заговаривала с отцом, желая узнать, что было на самом деле, он уходил от ответа».

Однако то, что ее мать находится в Гааге, куда Мата Хари переселилась в 1915 году, возбуждало любопытство девочки. По воспоминаниям Гритье Маклеод-Мейер, Нон писала домой письма с пометками вроде «Я вчера проходила мимо ее дома. Мужчин поблизости не было, но на окнах очень красивые занавески». Но она, как кажется, со своей стороны не предприняла никаких шагов, чтобы встретиться с матерью. Да и со стороны Маты Хари не было подобных попыток, хотя она наверняка знала, что ее дочь учится в Гааге. А сама она еще в сентябре 1914 года решила переехать в Гаагу. Там на берегу спокойного канала она сняла маленький дом по адресу Ниуве Ойтлег, 16. Пока там шел ремонт, Мата Хари в начале 1915 года уехала из Амстердама и жила в Гааге в отеле «Паулес».

Тогда, осенью 1914 года, родная Голландия казалась Мате Хари чужой и не слишком гостеприимной страной. Теперь ей представлялось, что прежней Голландии, которую она покинула десять лет назад, уже нет. В стране царила атмосфера военной тревоги, так как голландцы опасались германского вторжения. Которого, к счастью, не последовало. Но в стране был введен режим строгой экономии. Опасаясь войны, голландцы сметали с полок магазинов про запас буквально все. К тому же Голландию наводнили десятки тысяч беженцев из Бельгии. А в условиях дефицита Мата Хари жить не привыкла. К тому же в то время французский она знала уже лучше, чем родной голландский, и большинство своих писем предпочитала писать по-французски. Благо среди ее корреспондентов преобладали те, кто хорошо владел именно французским. Да и французская салонная культура, наверное, была для Маты Хари ближе всего, хотя зарабатывала она на другой, восточной культуре. Однако француженкой и французской патриоткой она так и не стала. А тот факт, что во Франции она оставалась иностранкой, самым негативным образом повлиял на ход следствия и суда над ней в 1917 году.