– Заходите, – пригласил он кого-то.

В кабинет один за другим зашли Кириченко и Еремкина. Они встали напротив Полины. Взгляд Кириченко уперся в ее колени.

Кадровик взял в руки папку:

– Поскольку вы отказались ознакомиться с приказом, – начал он, обращаясь к Полине, – я зачитаю текст в присутствии двоих свидетелей…

При этих словах Елена Феликсовна сглотнула слюну. Алексей Григорьевич хлопнул ее по спине, как будто из опасения, что она поперхнется.

После озвучивания приказа Кириченко и Еремкина в нем расписались.

– По истечении двух недель, положенных по закону, вы получите денежный расчет и трудовую книжку, – произнес кадровик и вышел из кабинета.

– Не задерживаю вас, Полина Сергеевна, – сказал Варовский, потом повернулся к Еремкиной и Кириченко: – Вы тоже свободны.

Пока Полина шла до своего кабинета, за ней по пятам, как такса и доберман, следовала «сладкая парочка». Причем на добермана походила Елена Феликсовна. Ее жилет, как черный чепрак, покрывал круглое тело. Маленькая голова и тощие «лапы» делали сходство абсолютным.

У Кириченко были кривые ноги, продолговатое тело и длинный нос. Чем не такса? К тому же он был истинный кобель.

Еремкина пребывала в воинственном настроении. Будь ее воля, она догнала бы Свирскую и зубами вцепилась в ее лодыжку. Елена Феликсовна знала природу такого желания. Ей казалось, что процедуру подписания приказа бессовестно сократили. У нее украли возможность насладиться чужим унижением.

Елена Феликсовна всегда исполняла роль деловой женщины, считая себя специалистом во всех областях, включая юриспруденцию, мелиорацию и горнодобывающую промышленность. Многолетняя привычка существовать не работая закрепилась в ней намертво. Она блестяще использовала мимикрические приемы, тактические фенечки и психологические финты. Морщинистое от старости и злоупотребления косметикой лицо существовало под грифом «и рада бы поработать, да некогда». Походка Елены Феликсовны была стремительной, несмотря на то, что спешить ей было некуда.

Разговаривая, Еремкина будто кривлялась. В остальном она была само совершенство.

– Тебе никогда не нравилась Свирская, – сказал Кириченко. – Теперь ты довольна?

– Ей уже не отмыться.

– Сука ты, Лена.

Елена Феликсовна оглянулась на своего спутника и, проследив за его взглядом, уставилась на Полину.

– Ревнивая сука, – добавил он. – Я только один раз сказал, что у нее красивые ноги.

– Маленький негодяй, – Еремкина смерила негодующим взглядом низкорослого Кириченко и, развернувшись, направилась в противоположную сторону.

А он, улыбаясь, бросил ей вслед:

– Я там на стол сливочную помадку тебе положил… Све-е-еженькая.

Сергей зашел в отель и прямиком направился к стойке портье.

– Слава богу! – Кирбик достал из шкафа конверт, потом тетрадь. – Я сменился в восемь утра. Жду только вас. Здесь – перевод.

– Сколько перевели? – спросил у него Дуло.

– Немного. Несколько страниц дневника.

– А это дневник? – удивился Сергей.

– И какой! – отозвался портье. – Записки офицера Люфтваффе Вальтера Штейнхоффа, командира эскадрильи в истребительном полку. Первая запись датирована январем 1945 года.

– Сорок пятый… – пробормотал Дуло. – Конец войны. У вас есть копия паспорта Мишеля Пиньеры?

– Я и без копии могу сказать дату его рождения – первое сентября тысяча девятьсот тридцать пятого года.

– В сорок пятом ему было всего десять.

Кирбик протянул конверт:

– Ознакомитесь?

– Прочитаю чуть позже, – сказал Дуло, забирая конверт.

– Тетрадь, – напомнил ему Эдуард Васильевич.

– Понимаю, что не должен просить, – Сергей замялся. – Но альтернативы пока нет…

– Понял, переведу. Но быстро не обещаю.

– По мере возможности, – сказал Сергей. – Если я пойму, что дневник к делу никак не относится, мы просто вернем его в камеру хранения. Если в нем что-то есть – найдем переводчика.

– Договорились. Теперь по поводу брони, – напомнил портье. – Пиньера действительно бронировал номер через Интернет со своей карточки. Только бронировал не из Чили, а из Москвы. Советую заглянуть в его паспорт, ксерокопию я приложил. В Россию он въехал задолго до того, как поселился в отеле «Рикс».

Дуло непроизвольно пожал плечами:

– В другой гостинице жил?

– Не знаю. – Кирбик забрал тетрадь. – Что ж, встретимся послезавтра.

– Не забудьте о переводе, – напомнил ему Дуло.

Справившись в ресторане об Олеге Ягупове, Сергей узнал, что тот еще не пришел. В ожидании официанта он уселся на подоконник, открыл конверт и достал первый лист, оказавшийся ксерокопией паспорта Мишеля Пиньеры. В верхней его части был разворот с фотографией. В нижней – c визовой отметкой.

Слова Кирбика подтвердились: Пиньера действительно прибыл в Россию за четырнадцать дней до того, как поселился в отеле «Рикс». Это означало, что по приезде в Москву Пиньера остановился в другой гостинице или у каких-то знакомых. Первое предположение обещало много рутинной работы и сомнительный результат. Второе – могло принести пользу.

Сергей вынул другой лист. Это был перевод немецкого текста. Он стал читать.

Пятница, 5 января 1945 года.

Вчера в паре с обер-фельдфебелем Нойманом мы вышли на свободную охоту. Летели на маленькой высоте, задание было простым: атаковать любой самолет противника.

Плотные облака прижимали самолеты к земле. Чтобы пробить облачность, мы поднялись на высоту более тысячи метров. Там в синем небе увидели черные силуэты «жирных фургонов» – тяжелых четырехмоторных бомбардировщиков, за которыми тянулись белые конденсационные следы. Еще выше плотным строем шли истребители. Их было так много, что я даже не решался на них смотреть.

Нойман и я развернулись, чтобы поднять самолеты выше и со стороны солнца сблизиться с «Либерейторами»[1]. Еще не набрав высоты, я вдруг заметил одиночную «Крепость» бомбардировщик «Б-17». Приближаясь, с ужасом наблюдал за тем, как увеличивается в размерах эта махина. Когда пришло время стрелять, она уже не вмещалась в прицел.

Мои трассеры вонзились в ее фюзеляж. Такой же поток трассеров прошел над моей кабиной. Я резко ушел вверх, горизонт сменил положение, и я уже висел на ремнях вверх ногами. Краем глаза видел, как у «Крепости» загорелся один, а потом второй двигатель. В следующее мгновение машина вспыхнула и развалилась на части. В небе раскрылись пять парашютов.