Все соседи на нашей улице всегда знали про всех все. Кто, с кем, как, когда и даже где. Что готовили на обед и когда приедет внук на каникулы. Где «брали» курицу, и кто ночевал у Людочки из Нарофоминска, живущей у родственников через дорогу от нашего дома… По вечерам тетки и бабки собирались на лавочках и, лузгая семечки, делились новостями, сплетнями и обсуждали тогда еще не сериалы, а многосерийные телевизионные художественные фильмы и программы: «Кабачок 13 стульев» или «А ну-ка, девушки!», «КВН» и «Следствие ведут знатоки»… Пани Моника и пани Каролина были самыми обсуждаемыми персонажами, а песни Карела Готта – самыми модными на нашей улице. Теть Томка Емельянова, в ситцевом цветастом сарафане и тапочках со сношенными задниками, щурясь, говорила:

– Какой красавчик! Голос ангельский! Глаза лучистые, голубые, огромные!

Все тетки смеялись и подначивали Томку:

– Ой, Тамарка, тебе у любого мужика глаза будут казаться большими!

– Да ну вас! – отвечала беззлобно теть Тома – у нее муж был китаец. Настоящий китаец. Звали его Чжан Юн Дин – а по-русски Витя. Он не был похож на всех китайцев. Ну разве что глаза у него были узенькие.

А так – дядя Витя Чжан был здоровенным мордатым дядькой. С торчащими в разные стороны черными блестящими волосами, мясистым носом и крупными работящими руками. Я дружила с их дочкой Иркой Чжанихой, она была старше меня на два года и поэтому иногда выпендривалась и гоняла нас – малышню, за что мы с Кисой ее и побаивались, и уважали.

…Мы шли, поднимая пыль, лузгая семечки, сплевывая шелуху прямо под ноги. Остановились попить у колонки. Киса нажал на ручку, и я попила прямо из крана. Киса мужественно терпел – у него была копеечка, он собирался выпить газировки, что и сделал, едва мы добрались до автомата. На удивление, стакан еще не стащили алкаши, вечно толпящиеся у «стекляшки».

В магазине мы встали в очередь в кассу, пробить чек. Подошла моя очередь, а Киса уже прилип к стеклу витрины в кондитерском отделе, почему-то совмещенном с молочным. Вожделенные подушечки блестящей горкой были насыпаны прямо на металлический поднос. Нас не смущало даже, что из некоторых конфет вытекло варенье и они слиплись. Крупный сахар, которыми были обсыпаны подушечки, был колким и острым. Царапал нёбо, но это было тааааак вкусно!

– Пачка масла, полкило сметаны, – я подняла банку повыше, – банка есть, – кассирша Анжела в синем халате поверх цветастого кримпленового платья, дама со сложной сильно залакированной прической «улитка» и с двумя «завлекалками» – локонами перед ушами, в белых перламутровых клипсах, с ярко накрашенными губами, считалась самой красивой в нашем магазине. Она это знала и снисходительно принимала комплименты постоянных посетителей. Анжела сидела в специально сделанном для нее троне – ну, не троне конечно, но в таком загончике-будочке, с высоким креслом и открывающейся дверцей. Она возвышалась над всеми и посматривала на покупателей в полном смысле слова свысока.

– Еще что? – лениво спросила она. – Подушечки привезли свежие. Мама разрешила?

– Разрешила, – поспешно сказала я, и сглотнула слюну. – Сто грамм.

– Тринадцать копеек в кондитерский, – сказала Анжела. Вообще-то ее звали Аня, но ей это имя не нравилось, и она превратилась в Анжелу. Мне казалось, что именно ей имя Анжела подходит больше, чем Аня. Она была такая… такая… ну, Анжела и все тут… мои мысли прервало хрипловатое: – Всё? – Анжела курила, и голос у нее был с хрипотцой. Курила она обычно у магазина, когда не было посетителей, облокотившись спиной о двери, а вокруг вились мужички разного фасона.

– Всё, – кивнула я.

Анжелины пальцы в золотых кольцах замелькали над аппаратом, я положила скомканную трешку на пластмассовую тарелочку, прикрученную черным шурупом к столику. Шуруп возвышался ровно посередине тарелочки, как бородавка над губой кассирши Анжелы. Она эту бородавку еще и красила черным косметическим карандашом. Я взяла чеки, сдачу мелочью и поднялась на две ступеньки в кондитерско-молочный. Деньги я засунула в карман шорт, а чеки крепко держала в руке.

Киса уже искрутился весь у витрины с конфетами и подскочил ко мне в нетерпении:

– Давай ты пока масло-сметану купишь, я конфеты возьму.

– Ага, щас! Умный какой! – ответила я. – Может, я тебе вообще подушечки давать не собиралась?

Такого Киса от меня не ожидал:

– Я с тобой пошел? Пошел! Так что ты со мной должна делиться! – сказал он, мотнув головой, и его чубчик тоже дернулся.

– Ладно. Не боись! Дам я тебе подушечки. На лучше – крышку сними с банки.

Киса быстро схватил банку и попытался содрать тугую пластмассовую крышку.

– Осторожно! – мой крик заглушил звон осколков. Куски стекла рассыпались по полу. Крышка откатилась под прилавок.

– Ты что, дурак! – заорала я. – Как мы теперь сметану купим?

Киса растерянно посмотрел на меня, но промолчал. Он знал, скажи мне в такой момент – «Сама дура!» – он бы не увильнул от короткого апперкота, которому меня научил его же старший двоюродный брат Сашка.

Анжела вылезла из своей будочки-трона. Мы притихли.

– Теть Клава! – крикнула Анжела. – Тут ЧеПе. – Куда руками! – прикрикнула она на меня, когда я попыталась собрать осколки банки. Щас придет Клава, она уберет. Ну, что, красавцы? Что делать будем?

Красавцы, мы то есть, молчали. Киса опустил голову, я закусила губу.

– Ладно. Теть Клав, дай им пол-литровую банку. Чистую. – Повернувшись к нам, Анжела сказала: – Клава сейчас вам даст банку, крышку подними – ее помыть надо. – Киса проворно подлез под прилавок и достал крышку.

– Придете домой, банку чистую возьмете и принесете сюда. Понятно?

– Понятно, – промычали мы, радуясь, что все благополучно закончилось. Нет, все-таки не зря Анжелу все любят. Хорошая она. И красивая.

Теть Клава ворча принесла банку, отдала ее Катьке из молочного, забрала у Кисы крышку, пошла ее ополоснула в подсобке и сунула мне банку со сметаной, сказав:

– Руки крюки!

И стала сметать метелкой осколки банки на совок.

Мы вышли из магазина. В авоське пачка масла «Крестьянское» – повезло, оно не всегда бывает, а мама говорит, что оно самое лучшее. Полкило сметаны в новой банке со старой крышкой. Кулек из серой оберточной бумаги, с хвостиком внизу и накрытый верхним треугольником сверху, я несла отдельно.

– На, подержи, только не мотай авоськой, а то разобьешь уже вместе со сметаной, – я передала авоську Кисе и отковырнула верхний треугольник от кулька.

– На, бери, – я протянула кулек Кисе, он поспешно влез в него рукой и достал сразу две подушечки.