Господи, он совсем забыл, что они говорили о Марлен Хармер.

– Что-то, что отбило у нее желание замахиваться высоко.

Или надеяться? Или ждать большего от людей?

Или, может быть, чувствовать?

Он спросил первое, что пришло ему в голову. Что всегда втайне хотел знать.

– Так вот почему ты выбрала Блейка в ту ночь? Потому что какие-то придурки в школе втоптали в грязь твое честолюбие?

Во взгляде ее появилась нерешительность, и Оливер смотрел на нее, пытаясь определить, сколько правды он мог рассказать ей. Когда же Одри заговорила, ее слова были болезненно простыми, а глаза она отвела в сторону.

– Блейк был в пределах досягаемости.

Оливер снова откинулся на своем диванчике, полностью потеряв дар речи, смутно понимая, что Одри только что сказала в свое оправдание. Ему всегда было интересно, чем Блейк так привлек ее к себе в тот день, но такие мысли были высокомерными и злыми, учитывая, что Блейк считался его лучшим другом. Поэтому Оливер давно подавил их, похоронил все эти вопросы на большой глубине.

А теперь у него был ответ.

Одри выбрала Блейка не потому, что считала его лучше…

Он был просто доступнее.

– Меня убивает мысль, что моя мать точно так же сомневалась в себе, а мой отец только усиливал ее неуверенность…

Она поняла, что, сказав «моя мать», он в действительности имел в виду Одри? А вместо отца – себя? Только представить себе, что эта необыкновенная женщина сидела в том баре много лет назад, улыбалась, болтала, пила свой коктейль, а все это время внутри ее шла ожесточенная борьба, закончившаяся тем, что она решила, что не достойна…

Она! Лучшая из женщин.

Это убивало его.

– Ты знаешь ее лучше, – пробормотала Одри. – Это просто моя гипотеза, почему она могла допустить все это. У каждого своя история и свои мотивы.

Почему она сейчас пошла на попятную, было ему понятно. Она раскрылась, обнажила душу и сейчас поспешно отступала на безопасное расстояние. Ну уж нет, он не позволит ей сделать это. Не сейчас, когда он наконец добился некоторых успехов и начал по-настоящему узнавать ее.

Оливер потянулся вперед и взял Одри за руку:

– Если бы я только мог убедить ее в том, что она удивительная женщина.

Она сглотнула дважды, прежде чем ответить.

– Просто скажи ей это.

– Ты думаешь, она мне поверит? – Он провел большим пальцем по ее ладони, повторяя ее форму. – Или она будет искать скрытый смысл?

Одри не могла скрыть легкую тревогу, отразившуюся у нее на лице.

– Если ты будешь повторять это достаточно часто, то в конце концов ей придется поверить.

Так просто? Может ли простое многократное повторение нейтрализовать многолетние уроки – опыт?

Он медленно и бесшумно выпустил воздух:

– Я бы заметил тебя, Одри. Даю тебе слово.

Потому что она была особенной, а не потому что он был таким.

Она откинула голову на спинку дивана:

– Мне бы не помешал чемпион по борьбе.

Он не был рыцарем, но абсолютно точно защитил бы ее от тех, кто причинил ей такую боль. Кто пытался сломать ее.

Он сразился бы за нее с половиной школы.

– А мне бы не помешала твоя внутренняя сила. И твоя зрелость.

Она улыбнулась, осторожно вытащила свою ладонь из его руки:

– В самом деле? Ты был неуправляемым подростком?

Ах. Назад на безопасное расстояние. Любая тема, кроме нее самой.

Но на этот раз он отпустил ее, воодушевленный тем, что подобрал ключ к ее душе. Потому что замечательное свойство ключей в том, что ими можно пользоваться по мере необходимости. А в перерывах хранить в надежном месте.

Этот ключик он спрятал глубоко у себя в сердце и дал Одри передышку, которая была ей необходима.

– О да, у меня полно историй.

– Расскажи-ка. – Она удобно устроилась на диванчике и, казалось, совсем забыла, что полчаса назад собиралась уходить. – У нас еще пять блюд впереди.

Да. У него было пять блюд и оставшаяся часть дня, чтобы помешать Одри Дивейни исчезнуть из его жизни навсегда.

Гранат, красный апельсин и кампари

Как могло случиться, что за несколько минут она рассказала о себе Оливеру больше, чем своему мужу за весь брак? Блейка интересовало только настоящее, он жил сегодняшним днем или планировал будущее. Он не тратил время на то, чтобы оглянуться назад, и не проявлял особого интереса к ее прошлому, если это не имело никакого значения для настоящего. Они много говорили и обменялись идеями и грандиозными планами – от одних приходили в восторг, в других разочаровывались, – но это никогда не касалось ее личности, даже отдаленно.

И, разумеется, она никогда не рассказывала ему о тех нескольких ужасных месяцах в школе. Он бы не понял.

Вот кто действительно не должен был понять этого никогда, так это мужчина, сидящий сейчас напротив нее. Оливер со своим обеспеченным прошлым, элитным образованием и высоким социальным статусом. Оливер и олицетворял тех парней из ее прошлого. Он бы встречался с теми девушками, которые приперли ее к стене в школьном туалете. Он, вероятно, так и поступал!

Он вообще не мог сопереживать.

Тем не менее он сопереживал. Искренне.

– Сорбет из граната, красного апельсина и кампари, – объявил метрдотель, появившись рядом с их столиком в сопровождении официантов, держащих в руках очередной поднос. Идеальными синхронными движениями они веером разложили на столе матовые антикварные ложки – каждая была заполнена колотым льдом, на котором сверху аккуратно балансировали шарики сорбета. Они напоминали елочные шары в снегу.

– Спасибо, – пробормотала Одри, улыбаясь. После того как официанты ушли, поклонившись, она добавила: – Они очень почтительны к тебе, Оливер.

– «Цинтин» славится своим качественным обслуживанием.

М-м-м, и все же…

– Тебе они кланяются ниже.

– Я оставляю у них огромные деньги всякий раз, когда бываю в Гонконге.

Вдруг мысль, что он может приходить сюда с другими людьми – может быть, с другими женщинами, – вспыхнула у нее в голове ярким светом. Это было только их место. Ресторан ведь исчезал, когда их здесь не было?

– Расскажи мне, как прошел твой год, – выпалила она, чтобы согнать неудобную мысль со своего языка, прежде чем успеет ее озвучить. – Ты что-нибудь слышал о Тиффани?

Его губы скривились.

– Она вышла замуж за кого-то другого.