Мама, сорокачетырехлетняя женщина, всю жизнь тщательно следила за своей внешностью. По утрам она крутила хулахуп, ограничивала себя в еде и до сих пор сохранила отличную фигуру. Но сейчас она выглядела растерянной и опечаленной. С одной стороны, ей не хотелось оставлять дочь одну, а с другой — она опасалась отпустить в дальние края без присмотра нынешнего мужа, который был моложе ее и должен был ехать на руководящую работу. Было еще одно соображение. Они втроем жили в двухкомнатной квартире, доставшейся Виктории Алексеевне после развода, а эта поездка обещала значительно улучшить их материальное положение. Это позволило бы в недалеком будущем оставить эту квартиру взрослой дочери, а самим присмотреть себе жилье улучшенной планировки в новостройках, и обязательно с отдельной спальней. Тем более что дочь уже достаточно взрослая, и повсеместно наблюдается стремление немолодых мужиков волочиться за молоденькими девицами. Конечно, Михаил Степанович не такой, да и сама она держит ситуацию под контролем, но иногда по утрам, когда Машенька в коротком атласном халатике выходила к завтраку, Виктория Алексеевна замечала у мужа взгляды отнюдь не благопристойного отчима, а мартовского блудливого кота! Нет, в Машеньке она уверена, но та, сама того не желая, могла возбудить в голове сорокалетнего мужика определенные фантазии. Итак хватает полчищ алчущих молодых хищниц, которым не надо тратиться на дорогостоящие шейпинги и наряды, чтобы привлечь к себе внимание, и ей необходимо постоянно держать ситуацию под контролем.

— Молодость жестока и самонадеянна, но быстро проходит, — сделала она вывод и, посмотрев в зеркальный витраж мебельной стенки, рукой поправила и без того идеальную прическу, плод двухчасового таинства в салоне красоты.

Виктория Алексеевна осталась довольна своим внешним видом. Сегодня она надела строгий серый костюм и белоснежную блузу навыпуск. «Мне не надо тратиться на лифчики со вставками, слава богу, у меня и своего хватает», — с гордостью подумала Виктория Алексеевна.

«Несмотря на то, что мама хорохорится, возраст все равно дает о себе знать предательскими морщинами на шее и руках», — подумала Маша, проследив за маминым оценивающим взглядом, брошенным на собственное отражение. — Рано или поздно она все равно потерпит поражение в борьбе со временем, так стоит ли ради этого жертвовать пирожными?!»

Пирожные Маша любила. Несмотря на то, что дома на них было наложено табу, она их поедала в неимоверных количествах в кафешках, и они никак не отражались на ее фигуре. Может, секрет состоял в том, что Маше исполнился только двадцать один год?

Была она голубоглазой шатенкой с длинными волосами, при необходимости превращающимися в толстую косу, выше среднего роста, с выдающимися выпуклостями спереди, отсутствием целлюлита на бедрах и упругим мячиком сзади. Внешность у нее тоже была в порядке: продолговатое худощавое лицо с огромными выразительными глазищами, вот только носик у нее был с небольшой горбинкой (покинувший их папа был родом с Кавказа), но это ничуть ее не портило, а даже придавало некий шарм.

— Машуня, деньги мы тебе оставили на два месяца, потом вышлем еще. Будь умницей, никого сюда не приводи — ни подружек, ни мальчиков. У тебя такой возраст… — Мама вздохнула и без всякой связи добавила: — Аккумулятор с автомобиля Миша не снял, ты же знаешь, невозможно допроситься, чтобы он что-то сделал. Раз в месяц подзаряди его — ты знаешь, для этого достаточно на пятнадцать-двадцать минут завести двигатель, пусть поработает вхолостую. Но никуда не выезжай! Ключи от автомобиля я кладу в бар, а ключ от бара на полку, где постельное белье. Главное — не теряй голову и, если что, сразу звони, советуйся со мной, веди себя так, словно ничего не изменилось в твоей жизни. Я рассчитываю на твою рассудительность!

— Ма, все будет в порядке, не переживай. Буду умненькой, благоразумненькой.

И Машуня по-кошачьи подластилась к ней, забралась на колени, строя невинные рожицы. Мать крепко обняла ее и поцеловала в затылок.

— Все, — нетерпеливо сказал Михаил Степанович, — выходим, а то мы опоздаем на самолет. — И, подхватив чемодан, поспешил к выходу, на ходу бросив: — Машка, счастливо оставаться!

— Пока, доченька. — Виктория Алексеевна вновь прижала Машку к груди и шепнула ей на ухо: — Выбрось все из головы, ведь я вижу, как ты мучаешься! Он не стоит того! О любовных переживаниях лучше знать со страниц женских журналов и романов, чем ощущать их в жизни. Выходить замуж надо не по любви, а по расчету, ибо это редко идет вместе. Не делай глупостей, каких я в свое время натворила. — Она вновь крепко прижала дочь к себе и поцеловала. — Но благодаря ним у меня есть ты! Не путайся с женатыми мужиками — от них мало проку, а также со старыми холостяками и разведенными — это как товар, переживший свой срок годности. С Иркой, проходимкой, поменьше общайся — она тебя до добра не доведет, и к тому же — соперница.

— Ма! — укоризненно воскликнула Маша.

— Как считаешь нужным. — Виктория Алексеевна вздохнула. — Но подруг надо иметь некрасивых и глупых. Твоего жениха я представляю с законченным заграничным образованием, с обеспеченными родителями, собственной квартирой на Липках, «мерсом» и безумно влюбленным в тебя. Книжку, которую я тебе сегодня подарила, обязательно прочитай, она тебе поможет! Читай — не скучай! — Поцеловала дочку и легкой походкой скрылась за дверью, спиной поймав Машкино запоздалое:

— Счастливого пути! Когда прилетишь, обязательно перезвони!

Последние напутствия мамы касались того, что составляло тайну Маши — она была влюблена и несчастна в своей любви. В самом конце прошедшей зимы она поддалась на уговоры подружек и отправилась с ними, сугубо девичьей компанией, на горнолыжный курорт Славское. На лыжах она каталась слабо, но Ирка, ее закадычная подружка по институту, объяснила, что это не главное. Сама она вообще никогда не стояла на лыжах. Это лишь небольшое путешествие, манившее приключениями и неизвестностью.

Горы поразили Машу своим великолепием. Она в Карпатах была не в первый раз, но летом, когда горы больше похожи на заросшие лесом надутые зеленые холмы, а сейчас, посыпанные серебряной пудрой, они манили своей девственной чистотой и загадочностью.

Несмотря на то, что пришлось возле подъемника на гору Тростян простоять в очереди два часа, праздничное настроение не покинуло девушек. И скучать им не приходилось: промоутеры фирмы, занимающейся распространением кофе, устроили здесь шоу-программу, заодно предлагая свою продукцию в готовом виде, одноразовых стаканчиках обжигающим руки.

На вершине царил праздник, без начала и конца. Столько радостных и восторженных лиц, словно специально собранных в этом месте, Маша еще никогда не встречала. Небольшие дощатые домики боролись со своею серостью и убогостью красочными наклейками, плакатами, будь то реклама стиральной машины или прошлогодняя афиша о выступлении заезжей знаменитости. Кафе манили грибной юшкой и шашлыками, растворимым кофе и варениками со всевозможными начинками.

Для начала девушки покатались на санях, запряженных уставшей лошадью, которой правил маленький мальчик, черный от горного загара, со слезящимися от простуды и усталости глазами. Затем их квартет распался на тех, кто хотел испытать себя на лыжах, и «клееночников», для спуска решивших использовать клеенку, как средство получения удовольствия.