– Она брала в штабе ориентировки для расклейки.

– Мы их расклеили вместе!

Федор поднял брови. Он сам видел, что Алена занималась этим одна – точнее, за компанию с бывалым волонтером отряда под ником Лилия. Сам снарядил их в путь, и поехала Лилия на своей машине. Почему Марина врет? Неужели откуда-то она точно знает, что опровергнуть ее слова уже некому?

– Послушайте, Марина, – сказал он проникновенно, – мне кажется, Алене что-то стало известно об исчезновении Лизы. Она звонила мне и пыталась что-то поведать, но я не выслушал ее. Сейчас корю себя. Когда вы с ней клеили ориентировки, может быть, она что-то говорила вам? У нее были версии? Что она узнала?

Марина как будто испугалась.

– Ничего она мне не говорила. Волновалась за девочку, да. Мы все волнуемся. Но что она могла узнать? От кого? Нет, не думаю, что ей что-то стало известно, Федя.

Поколебавшись, Алена все-таки решила последовать совету Летучей Мыши, точнее, существа, которое она так видела. Стянула джинсы, аккуратно упаковала в рубашку белье, сверху пристроила бусы. Ежась, обнимая себя руками, подошла к кромке воды.

Море оказалось теплым. Хотя днем солнца не было видно, один туман, вода все же как-то сумела нагреться.

Обычно Алена подолгу топталась на мелководье, собираясь с силами, уговаривая себя окунуться. Сейчас же она прошла пару шагов и сразу, толкая себя вперед, с наслаждением поплыла, заскользила, как невиданная рыбина. Плавать без купальника было странно, но естественно. Алена только старалась не терять из виду темный силуэт берега и не удаляться далеко от кучки своей одежды: бродить нагишом по неизвестному миру не входило в ее планы.

Впрочем, она все забыла о своих планах. Сейчас она была наедине с не слишком соленым морем и с бесконечным небом. И ничего ей было не нужно.

Алена перевернулась на спину и легла на воду.

Туман рассеялся. Звезды на небе были точь-в-точь такие же, как в России. Вот тебе и транзитный мир.

Ах нет, это просто она их так декодирует.

Невесть откуда взявшиеся мелкие волны укачивали, успокаивали ее, а звезды казались огромными и близкими, как яблоки, если улечься под яблоней.

Когда младенцы плавают у мамы в чреве, наверное, они чувствуют себя вот так же. Тишина, спокойствие… доверие.

Волшебная амнезия была ни при чем, Алена совершенно честно не могла припомнить, когда после далеких детских лет снова чувствовала бы такое же доверие к миру, когда могла передохнуть и ощутить, что она в безопасности.

«Это сказка, – сказала она себе. – А в сказке… кто-то кого-то всегда хочет съесть. Вот сейчас выйдет Баба Яга, которую мое ушибленное сознание воспринимает как летучую мышь, и съест меня».

Но Алене было слишком хорошо, чтобы в это поверить.

Выбравшись на берег, Алена совершила небольшую пробежку, чтобы высохнуть, и натянула на себя одежду. Как ни странно, после купания она совершенно перестала мерзнуть. Наверное, эта вода обладала волшебным эффектом и при наружном применении, а не только отшибала память. Но думать об этом не хотелось.

Из здания «станции» выглянула обеспокоенная Летучая Мышь.

– Не заблудилась там? Иди-ка сюда.

Алена подошла, и они снова сели рядом на песок.

– Как я тебе уже сказала, – начала Мышь, – наш мир транзитный.

– И его можно представить себе в виде шоссе. Один поток туда, один оттуда.

– Шоссе… хотя скорее мост. Или вот тоннель.

– А там свет?

– Что? Где?

– Ну свет в конце тоннеля?

Летучая Мышь, кажется, растерялась.

– Неважно, – сказала она наконец. – Я не в курсе, что там в конце тоннеля. Это не мое дело. Я тут работаю. Вот прямо здесь. Представь себе опору моста. Или свод тоннеля. За ними надо следить. Я слежу. Это мой участок работы. Понятно?

Алена кивнула. Как раз этот микроскопический фрагмент был, пожалуй, понятен. Если есть тоннель, то кто-то же должен следить, чтобы он не обвалился. А то ни до какого света в его конце не доберешься, засыплет в один прекрасный день.

– Вот. И один поток движется сюда, один отсюда, все верно, но случаются и потеряшки. Как ты, например, и другого сорта тоже.

Тут Алена уже не была уверена… Впрочем, в чем она уверена? Так что она промолчала.

– Времени в вашем понимании у нас тут тоже нет, но обычно ваши считают, что тут обретаются примерно сорок дней. Слышала когда-нибудь о таком периоде?

Алена вновь кивнула. «Сорок дней» почему-то звучало знакомо.

– Дольше здесь нельзя вам. Но безалаберных бродяжек вроде тебя хватает. Что делать с ними?

Мышь как будто бы обращалась к Алене за советом. Но откуда она могла знать ответ, если и о своем собственном прошлом успела позабыть?

– Понять и простить, – пошутила девушка.

Мышь, как ни странно, воодушевилась.

– Понять! Ты зришь в корень, дитя. Понять. Понять вас я категорически не способна. Вы мыслите своеобразными категориями, под которые подгоняете все, за что запнетесь… или что свалится вам на голову. Обязательно только если запнетесь или на голову свалится, ведь то, что просто попадается на глаза, – это бесполезно даже пытаться осознать, как правило, вы мимо этого пролетаете на всех парах. Что, я неправа?

Алена пожала плечами.

– Так вот, есть тут твоя потеряшка-застревашка, за которой ты пришла. Привратница подтвердила.

– Да? – обрадовалась девушка. – Где?

– У нас тут таких собрался целый взвод. Как ты там говорила? «Понять и простить»? Вот тебе этим и придется заняться. Разыскать их будет не проблема, вы все тяготеете к одному и тому же. А там надо будет понять и раскидать по принадлежности, кому куда дорога. Кому туда, а кому и оттуда. По ходу и свою потеряшку найдешь. И себя заодно.

Мышь расправила темно-синие крылья, заслонив ими небо того же оттенка.

– Лети, дитя, – произнесла она тихо. – То есть иди. И смотри не застрянь здесь дольше, чем на сорок дней. Иначе…

Она взмахнула крыльями. Мгновение – и ее уже не было рядом.

Как ни дико было сидеть бок о бок с громадной Летучей Мышью, коротая время за светской беседою, вновь остаться на ночном пляже в полном одиночестве было еще «чудесатее».

– Нет, ну нормально, да? – проговорила Алена вслух. – «Отсюда даже умереть некуда». Так и знала, что будет подвох. Сорок дней – иначе что? Не признаются.

Слово «душа» не прозвучало в этом разговоре, но ей привычнее было размышлять в этих терминах. То есть если душа задерживается в промежуточном мире… Что может с ней произойти? Нечто худшее, чем смерть? Аннигиляция? Полное и безвозвратное уничтожение?