— Ты любишь меня, отец. Мы всегда стараемся обезопасить тех, кого любим.

— Я люблю тебя, дочка. Никогда не забывай об этом. Сарин улыбнулась.

— Не забуду.

— Эйш, — позвал Эвентио, пробуждая сознание сеона.

— Да, ваше величество, — почтительно отозвался тот.

— Следи за ней и оберегай ее. Если принцессу ранят, сообщи мне.

— Я всегда присматривал за госпожой, и никогда не перестану, ваше величество.

— Сарин, я все же собираюсь выдвинуть армаду на оборонительные позиции. Предупреди своих друзей, что любой приблизившийся к теоданским водам корабль будет потоплен без предупреждения. Мы остались одни против всего мира, и я не стану рисковать своей страной.

— Я сообщу им, отец, — пообещала принцесса.

— Тогда доброй ночи, Ин, и да благословит тебя Доми.

Удача снова вернулась к Хратену. Как герой старинных свордийских эпосов, он опустился в подземный мир, пал на самое дно душой и телом и вернулся более могущественным и сильным духом, чем прежде. Удавка, которую неумолимо затягивал на горле Дилаф, разорвалась. Только сейчас джьерн начал понимать, как прочно удалось артету сковать его по рукам и ногам, умело играя на зависти и сомнениях. Он боялся страстной веры артета, потому что, если сравнивать, его собственная преданность Джаддету казалась ущербной. Теперь же его решимость укрепилась, он шел к победе увереннее, чем когда впервые ступил на землю Арелона. Он, джьерн Хратен, станет спасителем грешной страны.

Дилаф сдавал позиции неохотно. Хратен вынудил его пообещать не совершать проповедей без разрешения. А также, в обмен на должность главы кайской часовни, освободить своих многочисленных одивов от клятвы непререкаемого подчинения и произвести их в крондеты. Но самые значительные перемены принесли не уступки Дилафа, а новообретенная уверенность джьерна: пока он помнил, что его вера не слабее фанатизма арелонца, тому не удастся морочить ему голову.

В одном Дилаф не желал отступать — в полном уничтожении Элантриса.

— Они нечисты! — горячился артет, шагая за джьерном к часовне.

Вечерняя проповедь закончилась небывалым успехом: две трети арелонской знати уже обратились или поддерживали Дерети. В течение недели Телри взойдет на трон и, как только его правление войдет в колею, провозгласит о принятии Шу-Дерет. Арелон лежал у Хратена на ладони, а до конца отпущенного вирном срока оставался целый месяц.

— Элантрийцы сыграли свою роль, — ответил джьерн. Ночной воздух стремительно холодал, хотя пар изо рта пока не шел.

— Почему вы запретили мне обличать их, господин? — В голосе артета звучала скрытая горечь; с запретом клеймить элантрийцев его проповеди растеряли привлекавший толпу пыл.

— Потому что необходимость в их обличении прошла. — Хратен отвечал на злость коротышки арелонца безукоризненной логикой. — Не забывай, что ненависть должна вести к определенной цели. Я доказал власть Джаддета над элантрийцами; теперь в сознании людей прочно утвердилось, что наш бог истинный, а Доми — фальшивка.

— Элантрийцы все равно нечисты.

— Они отвратительные еретики и определенно нечисты. Но на данный момент это неважно. Нам необходимо приобщить арелонцев к дереитской вере, научить их, как посвятить себя Джаддету через клятву крондета тебе или другим артетам. Люди увидели силу святой империи, и наша задача — указать им путь служения.

— А элантрийцев оставим на волю судьбы? — горячился Дилаф.

— Могу тебя заверить, что нет. После того как король, а за ним и вся страна окажутся во власти Джаддета, у нас появится время разобраться с Элантрисом.

Хратен отвернулся от насупленного артета и скрыл в темноте довольную улыбку.

«Все кончено, — с удовлетворением думал он. — Мне удалось обратить Арелон без пролития крови».

На очереди оставался Теод.

Дверь запиралась изнутри, но деревянная арка, построенная при расцвете Элантриса, пала жертвой вездесущей гнили. Галладон сказал, что она рухнула при первом же прикосновении. За ней поднимались в темноту покрытые десятилетним слоем пыли ступени. Толстый покров нарушала одинокая цепочка следов, которые могли оставить только большие ноги дьюла.

— Лестница идет до самого верха? — Раоден осторожно переступил через оставшуюся от двери труху.

— Коло. И по всей длине проходит внутри колонны, только иногда встречаются узкие прорези для освещения. Один неверный шаг — и тебя ждет спуск такой же длинный и полный ужасов, как сказки моей Мамы.

Принц кивнул и начал подниматься, Галладон следовал за ним. До реода лестницу освещали при помощи волшебства, но сейчас лишь редкие лучики света проникали сквозь прорези. Ступени завивались спиралью по внутренней стороне колонны, и, если глянуть вниз, можно было разглядеть начало подъема. Когда-то лестницу ограждали перила, но они давно рассыпались в прах.

Друзья двигались с частыми передышками, поскольку ослабленные тела не выдерживали непривычной нагрузки. Подниматься пришлось долго. Наверху выход оказался заколоченным деревянными досками, причем довольно новыми — должно быть, постарались гвардейцы. Становилось очевидным, что изнутри ее открывать не предполагалось.

— Дальше я не попал, сюл, — сказал Галладон. — Вскарабкался до самого верха Долокеновой лестницы и обнаружил, что надо было захватить с собой топор.

— Вот мы его и принесли.

Раоден поудобнее перехватил орудие, которое Таан в свое время хотел обрушить на его дом. Вдвоем они принялись за работу, по очереди врубаясь топором в заслон.

Даже совместными усилиями прорубиться сквозь баррикаду оказалось нелегко. Принц уставал после нескольких замахов, которые лишь слегка царапали дерево. Но в конце концов им удалось расшатать и вынуть одну доску, и, окрыленные победой, они сумели расширить пролом и протиснуться в него.

Вид сполна оправдал мучения. Раоден десятки раз поднимался на элантрийскую стену, но никогда еще Каи так не радовал глаз. В городе царило спокойствие; выходило, его страхи о вторжении не оправдались. Принц с гордой улыбкой наслаждался маленькой удачей — его охватила радость, как будто он покорил неприступную горную вершину, а не обычную лестницу. Стены Элантриса снова принадлежали своим хозяевам.

— Мы сумели. — Раоден удовлетворенно облокотился на парапет.

— Что заняло немало времени, — проворчал дьюл, становясь рядом.

— Всего несколько часов, — легко возразил принц. Усталость от изнурительной работы быстро таяла в блаженстве победы.

— Я говорю не о прорубании двери, сюл. Я три дня пытался затащить тебя сюда.

— Я был занят.

Галладон фыркнул и что-то пробормотал себе под нос.