И, кстати, это закончилось абсолютно трагически для Бориса, потому что когда Бадри умер в 2008 году, вдруг выяснилось, что все, чем они владели, записано на Бадри, Бадри умер без завещания, и Борис не владеет ничем. Так что в этом не было никакого преувеличения. Он действительно как бы ничем не владел.

А: Когда вы познакомились в 1998 году, Борис считал, что идет вверх?

Ф: Березовский до эмиграции – человек, безусловно, амбициозный, считавший, что 1998–1999 годы – только начало его взлета как действующего политика. Я достаточно быстро понял, что амбиции его не ограничены… Фамилия у него неудачная была. Он, конечно, попытался бы стать президентом, да?

А: Мне он говорил, что его отчество подвело.

Ф: Конечно, у него было такое скромное желание стать президентом. Он понимал, что в этой дурной стране, скорее всего, не получится, русский народ действительно не проголосует за Бориса Абрамовича. А с управлением из-за кулис я пытался все время как бы…

А: …Объяснить ему, что так не бывает?

Ф: Вообще самому понять, что происходит в России, как управляется Россия. С какого-то момента я уже перестал быть деликатным, стал уже сам задавать вопросы. Я ему говорю: “Борь, а, собственно, кто тут управляет в России? Кто управляет страной-то?”

Больше всего я с ним любил разговаривать в самолетах: дверь закрыта, деться ему некуда, и нас только двое. И телефон не работает.

С какого-то момента стало ясно, что ему со мной было комфортно, что я его не раздражаю, что я его не напрягаю, что он может быть со мной откровенен. Дошло до того, что я ему: “Боря, ты куда-нибудь сейчас летишь?” – “Да, вот я завтра лечу туда-то”. Я говорю: “А можно с тобой?” – “Ну, да, лети”. Иногда он говорил: “Нет, ты знаешь, нельзя, мне это неудобно по ряду причин”. Но довольно часто он говорил: “Да, конечно”.

И вот в самолете я с ним разговаривал. Он рассказывал безумное количество всяких вполне интересных, живых и ярких историй.

И вот один из вопросов, которые я задал, может быть, одним из первых – кто управляет в России? Он говорит: “Ну смотри, на уровне идей – я, Абрамович, Юмашев немножечко. На уровне реализации этих идей – Волошин, конечно, очень помогает… а дальше нас все посылают и всё идет как есть”.

А: Нас посылают – то есть нас не слушают?

Ф: Всю нашу группу, да. Но я думаю, что с 1996 года у Бориса началось головокружение от успехов. Борис всерьез посчитал в 1996-м, что он овладел пониманием того, как ставить президента, любого президента в любой стране, что на самом деле это технология очень простая. Для нее, собственно, нужно всего три элемента: некий человек, абсолютно все равно, какой человек, то есть у него должны быть параметры подходящие, но в целом это все равно. Во-вторых, деньги и, в-третьих, телевидение плюс пресса. Имея эти инструменты – и его, Березовского, как менеджера, который понимает, как всеми этими блоками управлять, – в любой стране можно поставить любого президента.

Собственно, на примере 1996 года Борис убедился, что он этим искусством овладел, потому что на момент встречи в Давосе у Ельцина 5 процентов популярности, Зюганов побеждает по всем опросам, вариантов нет. Ельцин обсуждает отмену выборов или отсрочку выборов. Коржаков, Сосковец, Барсуков приходят к власти, все очень плохо. Борис, сам или не сам – уж не знаю, кто был с этой идеей первый, – организует встречу олигархов. Олигархи встречаются с Ельциным, говорят Ельцину, что нужно идти на выборы, дают деньги, дают прессу, дают менеджеров, Чубайса в том числе, и все дружно побеждают. Абсолютно идеальная схема постановки своего президента.

Надо сказать (это уже я свое мнение высказываю), если у Бориса в биографии есть какие-то плюсики очевидные, что он сделал для России хорошего, – вот, я думаю, это главный его плюсик, организация ельцинской победы.

А: Но это тоже многие люди ставят под сомнение. Если вам интересно мое мнение, то у меня оно в 1996 году было, безусловно, такое, что это надо делать. Но сейчас я все больше сомневаюсь. И главное, почему сомневаюсь: на мой взгляд, это было явное манипулирование, которое дало очень плохой пример и заложило во многом основы той системы, которую мы сегодня имеем.

Ф: Безусловно. Вопросов нет.

А: Поэтому хорошо это было или не хорошо – это опять же неизвестно.

Ф: Согласен. Поэтому я сказал, что это мое мнение, и я не уверен, что оно правильное. Но вот с этого, собственно, и началось у Бориса, с одной стороны, головокружение от успехов, а с другой стороны, Борис понял, что он нашел ключик, что теперь он знает, как манипулировать системой. Парламентские выборы 1999 года, президентские выборы 2000 года, опять же Борис для себя отметил, что пошло-поехало. 1996 год – он ставит президента, 1999 год – он выигрывает выборы, без него бы ничего не было сделано, “Единство” не было бы организовано, не получило бы большинство в парламенте. Соответственно ельцинский кандидат не был бы президентом, поэтому президентские выборы 2000 года – тоже его работа.

А: Да.

Ф: Деликатный момент возник, конечно, в том, что на примере Владимира Владимировича Путина он попробовал отработать еще одну технологию, а именно – снятие поставленного президента. И вот это уже, как мы знаем, не сработало. Но искусством ставить президента он как бы овладел.

Очень много сил и энергии было потрачено, когда стало ясно, что президента будут делать из Путина. Я, если честно, был не в восторге от этой идеи, я этого никогда не скрывал. Я считал, что в такой большой стране, как Россия, можно найти человека не из спецслужб. Есть серьезный риск в том, чтобы президентом становился человек из КГБ. И с точки зрения идеологической – если считать, что есть противостояние капитализма и коммунизма, – я точно знал, что абсолютно прав. Борис со мной в этом смысле не соглашался, и я никак не мог понять почему. И в какой-то момент стало ясно, что там, где я вижу минусы, он-то видит плюсы. Им нужен свой человек из спецслужб, который будет давить всех остальных конкурентов, совсем не коммунистических, а реально капиталистических конкурентов. И которого все будут бояться, потому что если это человек не из спецслужб, кто ж его будет бояться? Не будут его бояться, а в России без этого нельзя. Так что у него, конечно, были свои соображения.

В середине июня 2000 года арестовали Владимира Гусинского. Цель была очевидна – заставить отдать государству НТВ.

Я относился к этой истории неоднозначно. С одной стороны, я был и остаюсь сторонником частных, а не государственных СМИ, считая, что они, как правило, относительно более профессиональны и объективны.

Что касается профессионализма, Гусинскому действительно удалось создать “уникальный журналистский коллектив”, лучшее российское телевидение.