Ситуация на фабриках ужасная. Русские офицеры создали невыносимые условия для работы, игнорируя рабочие комитеты, в которых много коммунистов. Рабочие трудятся за 3 пенге в час на пустой желудок, лишь один раз в день имея возможность пообедать горохом или фасолью [в соответствии с Соглашением от 20 января 1945 года между СССР и новым венгерским правительством, советская сторона получила право печатать пенге и осуществлять их эмиссию до конца 1945 года. На этих «военных пенге» стоял штамп «Командование Красной армии». 31 августа 1945 года 1320 пенге равнялись 1 доллару, а к 31 октября курс упал до 8200 пенге за доллар. Таким образом, даже при 10-часовом рабочем дне трудящийся человек ежедневно мог заработать, даже по сравнительно высокому августовскому курсу, не более 2,5 американского цента, что явно не обеспечивало даже прожиточного минимума]… К бывшим фашистским управляющим относятся с гораздо большим уважением, чем к рабочим комитетам, поскольку управляющие поставляют русским офицерам женщин… Мародерство русских солдат продолжается до сих пор… Мы знаем, что самые разумные представители армии — это коммунисты, но когда мы обращаемся к ним за помощью, они приходят в раж и грозятся застрелить нас, заявляя: “А что вы делали в Советском Союзе? Вы разве что не насиловали наших жен на наших глазах, но зато вы убивали их вместе с детьми, сжигали наши деревни и разрушали до основания наши города”. Мы знаем, что венгерский капитализм совершил свои собственные садистские жестокости… Но мы не понимаем, почему солдат из Сибири говорит нечто подобное… в то время когда фашистские атаки никогда не достигали даже Урала, мечты германских фашистов, а уж тем более Сибири…

Нехорошо превозносить Красную Армию на плакатах, в партии, на фабриках и где-либо еще, в то время как людей, переживших тиранию Салаши, теперь гонят по дорогам как скот русские солдаты, оставляя позади мертвые тела [десятки тысяч венгров были депортированы в СССР]…

Товарищей, посланных на село для осуществления распределения земли, крестьяне засыпали вопросами: какой нам прок от этой земли, если пахать нам ее нечем. Наших лошадей забрали русские. Они же не могут пахать собственными носами. Если такие вещи будут прекращены, это нейтрализует всю вражескую пропаганду, и венгерские трудящиеся будут относиться к русским солдатам как к богам».

Аналогичные обращения поступали и от других организаций венгерских коммунистов. Статистика о числе изнасилованных женщин сохранилась только по нескольким городам, которые на время удавалось отбить германо-венгерским войскам. В Лайошкомароме насилию подверглись 140 из примерно 1000 женщин. В Секешфехерваре были изнасилованы от 5 до 7 тыс. женщин за 30 дней пребывания в городе советских войск, что составляло 10–15 % всех женщин. По мнению К. Унгвари, в Будапеште было изнасиловано до 10 % женщин.

Конечно, размах насилий против мирного населения в Венгрии, Сербии, Чехословакии и даже Австрии был меньше, чем в Германии. Здесь значительную роль сыграло то, что в Германии для бойцов Красной армии действовал призыв Ильи Эренбурга: «Убей немца!», многократно тиражировавшийся пропагандой, тогда как никто не призывал: «Убей венгра!» и тем более: «Убей серба!» или «Убей чеха!». Но в любом случае это был главным образом стихийный процесс, с которым при всем желании не мог совладать ни один командующий фронтом.

То же самое происходило и в других армиях Второй мировой войны. Не говоря о германской и японской, чьи многочисленные преступления на оккупированных территориях хорошо известны и, в отличие от советских, по большей части носили организованный характер. Но и армии западных союзников отметились в Германии изнасилованиями, грабежами и убийствами мирного населения. Особенно «отличились» в этом отношении французские колониальные полки.

Что же касается поведения германских войск на оккупированной советской территории, приведу только два примера. Отступая в январе 1942 года из села Мясоедово Белгородского района, немцы сожгли село, а жителей угнали с собой. В донесении политотдела 21-й армии сообщалось: «24 января 6 женщин этого села, 60-летняя А. Русанова, 17-летняя Е. Кондратьева, 18-летняя 3. Лупандина, М. Специвцева — мать троих детей, М. Мурзаева — мать двоих детей, А. Кондратьева и 15-летний подросток Н. Лупандин решили пройти в родное село. По дороге женщины были встречены немецкой разведкой в количестве 20 человек. Фашистские мерзавцы схватили беззащитных женщин, сняли со всех валенки и сапоги, отвели их на другой конец села к погребу, поставили всех на колени и поочередно расстреляли всех».

В июне того же года при наступлении немецких частей население Большой Березки Брянской области спряталось в лесу. Им было приказано вернуться в село и дальше, согласно донесению Политуправления Брянского фронта, случилось следующее: «150 стариков, женщин и детей возвратились домой. После этого согнали их в колхозные амбары, перекололи всех штыками и перебили прикладами. 11 детей в возрасте 12–13 лет закопали живыми в землю».

Вернемся к сражениям Второй мировой войны. Авторы книги «Будапешт. Вена. Прага» утверждают, что перед началом Венской операции «общее превосходство войск фронта [3-го Украинского] над противостоявшими вражескими войсками в 31-километровой полосе наступления ударной группировки от Ганта до оз. Веленце было довольно значительным. Здесь была достигнута высокая плотность сил и средств. Так, в 9-й гвардейской армии на один километр фронта приходилось 180 орудий и минометов и около девяти самоходно-артиллерийских установок, а в 4-й гвардейской армии — 170 орудий и минометов и свыше 20 танков и самоходно-артиллерийских установок.

Противник в этой полосе оборонялся силами 4-го танкового корпуса СС в составе 3-й танковой дивизии СС "Мертвая голова”, 2-й венгерской танковой дивизии, 5-й танковой дивизии СС “Викинг” и нескольких отдельных пехотных батальонов и подразделений специальных родов войск, использовавшихся в качестве пехоты. 16 марта этот корпус имел 35 моторизованных и пехотных батальонов, насчитывавших свыше 430 орудий и минометов всех калибров, 185 танков и штурмовых орудий. Таким образом, 4-я и 9-я гвардейские армии, имея лишь равное соотношение с противником по танкам и самоходной артиллерии, превосходили его: по людям — в 4, а по орудиям и минометам всех калибров — в 9 раз. С такими силами наступать было можно! К сожалению, слабое насыщение ударной группировки танками и самоходно-артиллерийскими установками непосредственной поддержки пехоты, как показали события, отрицательно сказалось на темпах продвижения войск».

Авторы этого текста явно не в ладах с арифметикой. Получается, что в среднем на участке в 31 км у 4-й и 9-й гвардейских армий было в среднем на 1 км около 15 танков и САУ. Значит, всего они располагали примерно 465 единицами бронетехники, что в 2,5 раза больше, чем, по советским данным, было у 4-го корпуса СС.

Далее в книге «Будапешт. Вена. Прага» говорится:

«К концу первого дня операции войска правого крыла 3-го Украинского фронта продвинулись всего лишь на расстояние от 3 до 7 км и только подошли к северо-восточной окраине Секешфехервара частью сил, не выполнив поставленной им задачи.

Пристально наблюдая за ходом операции, Ставка Верховного Главнокомандования снова решила усилить 3-й Украинский фронт, передав ему подвижные войска 2-го Украинского фронта. Дело было так. В связи с намечавшейся Венской операцией командующий 2-м Украинским фронтом Р.Я. Малиновский с оперативной группой выехал в район Биа, где организовал свой передовой командный пункт. Причины для этого были: генерал Петрушевский, возглавлявший 46-ю армию, впервые участвовал в армейской операции, и следовало находиться поближе к нему. С другой стороны, необходимо было самому определить момент ввода в сражение 6-й гвардейской танковой армии — это прерогатива командующего фронтом.