— Верни нам оружие, их слишком много.

— Без вас справимся, — буркнула подруга, перехватывая второй кинжал. — Расслабьтесь и наслаждайтесь зрелищем, неудачники.

Триста Двадцать Второй легонько ткнул Керса в бок и указал на меркло поблёскивающую кучку стали среди скомканных покрывал и походных мешков. Вроде несложно добраться, но не псы уже затопили собой половину лагеря. Альтера со своими скорпионами выстроились полумесяцем, заслоняя собой безоружных. Свора росла, но настораживало не их количество…

— Что-то в них не так, — прошептала Девятая, всматриваясь в ближайшего хищника.

— Почему они не рычат? — спросил Пятьсот Восьмой.

А ведь верно! Ни один пёс не издал ни звука, кроме естественных шорохов при движении. Острые уши торчали вверх, хвосты неподвижно застыли, длинные морды, перепачканные в какой-то гадости, беззвучно скалились на жалкую горстку двуногих.

— Отступаем! Живо! — взревела вдруг Альтера. — Это не…

Её крик потонул в заунывном протяжном плаче. Десятки псиных глоток распахнулись как одна, и из них полился пробирающий до костей вой, не животный — почти человеческий, что-то среднее между женским и детским, то утончающийся до высокого писка, то захлёбывающийся, перемежаясь со стонами.

Все оцепенели, и это оцепенение совершенно не возможно было объяснить. Будто кто-то высосал силы до последней капли. Керс не мог даже пальцем пошевелить, а внутри разрасталась настолько беспросветная стылая тоска, что хотелось побыстрее сдохнуть, лишь бы она наконец исчезла.

И тут псы снова ожили. Плач прекратился, лишь местами доносились слабые подвывания. Твари не нападали, как того ожидалось, не кусали и даже не рычали. Они молча обступили отряд Альтеры, окружив каждого скорпиона по три-четыре особи. За ними выстроилась следующая линия псов, словно в ожидании чьего-то приказа.

— Срань воронья! — прошептал Тухлый.

Девятая встала перед Керсом, насторожённо наблюдая за сворой. Один из скорпионов занёс меч над ближайшим псом, но Альтера остановила его:

— Не убивать! Станет только хуже!

— И что делать? — спросил кто-то.

— Отступаем, медленно и осторожно. Старайтесь не прикасаться к ним, — Альтера говорила спокойно, тише обычного, при этом не сводя глаз с окруживших её тварей. Но стоило одному из собратьев сделать шаг назад, как зверюга из второй линии резко распахнула пасть, зашаталась и рухнула наземь. Вновь послышался тоскливый плач; отступивший скорпион истошно заорал, схватился за голову и согнулся, точно ломаемый кем-то невидимым.

Один за другим псы распахивали пасти и падали замертво; один за другим скорпионы начинали кричать, и Керс беспомощно смотрел, как из их глаз льются чёрные смолистые слёзы. Шестьдесят Седьмой рубанул тварь, преградившую ему дорогу, и бросился наутёк. Альтера, сообразив, что её тактика не сработала, применила хист. Ярко-зелёная вспышка, и вот она уже что-то орёт Керсу на ухо, тянет за руку за собой, а плач не умолкает, давит, заставляет в ступоре смотреть, как гибнут собратья.

— Валим отсюда! — ревёт Девятая, пятясь от наступающей твари.

— Но там же свои!..

Там же братья, нельзя их бросать…

И опять чей-то душераздирающий крик. Кто на этот раз? Сто Сорок Четвёртый? Шестьдесят Седьмой, так и не успевший спастись?..

— Это уже не они! — кричит Альтера и дёргает за руку до боли в плече. — Уходим!

Первым срывается Пятьсот Восьмой. Белёсая тощая туша мелькает рядом, нагоняет его и бросается ему под ноги. Малёк кубарем падает на землю и начинает кричать. Тухлый перемахивает через потухший костёр, впереди какое-то время мелькает его спина, но вскоре растворяется в темноте.

Плач не отстаёт ни на шаг, змеится по коже, проникает под черепную коробку, впивается в мозги смертной тоской. Ноги с трудом слушаются, и чудится, будто они утопают в густой вязкой грязи… чёрной, как смола, грязи.

Альтера бежит впереди, то и дело оглядываясь.

«Не оглядывайся, малыш, не трать время, спасайся!»

Толчок в спину сбил Керса с ног на колени, в сапог впились клыки, едва не прокусив толстую кожу. Над ухом протяжно зарыдало. Он судорожно лягнул тварь, отполз на четвереньках и, не обращая внимания на ноющую лодыжку, подскочил. Перед ним застыли бледные безволосые туши с тощими мордами, костлявыми хребтами и безжизненно-стеклянными глазами. Одна из них открыла пасть и скорбно затянула немыслимую песнь смерти, но не песнь Госпожи — что бы это ни было, оно чудовищно даже в своём существовании. Нет, только не так! Керс был готов умереть как угодно, но только не превратившись в послушную марионетку бесплотных теней.

Холодный огонь резанул глаза, а в следующее мгновение окружившие твари уже валялись бесформенными мешками костей. Перед ним стояла Альтера с перепачканным кровью лицом.

«Не её кровь — пёсья», — успокаивающе мелькнуло в голове.

— Бежим! — рявкнула она, развернулась и внезапно застыла.

— Что не так? — почему она остановилась? Нужно уходить…

Лицо Альтеры исказилось в невыносимой муке. Из её груди вырвался крик, полный такой боли, что Керсу казалось, он и сам ощущал её, будто кости ломались, рвались жилы, а кожу раздирали невидимые когти. Подруга продолжала кричать, а он не знал, как ей помочь. Он хотел прижать её к себе, надеясь, что всё прекратиться, что это только крик, что боль пройдёт, и они вырвутся из этого кошмара, но страх, что этим причинит ей ещё больше страданий, сдерживал его.

Крик резко оборвался. Круглые от ужаса глаза смотрели куда-то в темноту, зелёное сияние затопили густые чёрные слёзы. С пухлых губ сорвался до тошноты пугающий плач, подпевая в унисон невидимым плакальщикам. Они так близко, скоро всё прекратится…

Что-то с чудовищной силой рвануло за шиворот, ворот рубахи врезался в горло, перед лицом промелькнул лошадиный круп.

— Отпусти! — прохрипел Керс, вцепившись одной рукой в ремень седла, а другой — Девятой в запястье.

Рубаха жалобно затрещала, грозя вот-вот разорваться. Он попытался затормозить ногами, рассчитывая, что ткань не выдержит. Нужно вернуться! Нужно забрать у них Альтеру!

Плач почти стих, но ищейка продолжала гнать лошадь, волоча Керса как мешок с добычей. Её рука ни разу не дрогнула, словно он весил не больше килограмма.

Задыхаясь, он из последних сил представил, как впереди вырастает земляной шип. Послышался треск, конское ржание; земля безжалостно врезалась в спину, выбив скудные остатки воздуха из лёгких. Пока Девятая усмиряла коня, Керс, хрипя и откашливаясь, поднялся сначала на четвереньки, потом кое-как на ноги и, прихрамывая, заковылял обратно. Рядом затопали копыта, дорогу преградил Тухлый верхом на своей кобыле, справа — Шарпворд, ведя за поводья лошадь Керса.

— Куда это ты?!

— Отвалите!

— Она уже мертва! — крикнула ищейка, похлопывая скакуна по взмыленной шее. — Ну всё, мой хороший, успокойся… Стоять, засранец!