Город был вымыт недавней грозой. Улицы блестели под лучами солнца. На западе таяли тучи. Здание театра, выстроенное в псевдоклассическом стиле, не имело больше ничего общего с абстрактными творениями Яна Ван Хеллера. Имя безумного суринамца уже ничего не говорило никому из присутствующих.

Вадим Иволгин с Наташей и Верой подошли к акентьевскому лимузину первыми. За ними Красин с Кисой.

– Тут у нас места не хватит! – сказал Евгений. – Нужно еще машину подогнать!

– Да есть машина! – добродушно рассмеялся Красин и показал глазами на Кису. – Просто кое-кому непременно хочется прокатиться в большой машине с мощным мотором, и, заметь, речь идет совсем не об автобусе.

Марков, уделив несколько слов знакомым журналистам и чудом избежав встречи с поклонниками, присоединился к друзьям, когда Акентьев уже предложил привлечь на поиски звезды ФСБ.

– Спрятала на заднем сиденье! – похвасталась Джейн, вывезшая его из театра на своем «фольксвагене».

– Шпионская школа! По крайней мере не пришлось цеплять бороду, как в прошлый раз! – сказал Марков.

– Бороду мог одолжить у Князя! Что там твои иностранцы расшумелись?

Александр Невский по прозвищу Князь и в самом деле отличался окладистой бородой, которая ему, как видному гидрологу, была, в общем-то, к лицу. К сценическим изыскам Саша Невский относился довольно равнодушно, однако сейчас речь шла о целой делегации голландских и британских специалистов, приглашенных городской администрацией. Специалистов-гидрологов нужно было культурно развлекать, и, похоже, спектакль произвел на них впечатление.

– Басурмане восхищены! – сообщил он Маркову. – А бороду я вам не отдам, и не просите. Знаете, как это поется – борода, борода, согревает в холода борода!

– К Петру с бородой! Негоже, вот Петр Алексеевич рассердится!

– Люблю такую погоду! – сказала Альбина. – После грозы всегда кажется, словно все родилось заново – и город, и люди. Только вот сегодня у нас слишком уж много воды…

Акентьев снисходительно улыбнулся, как бы извиняясь за излишнюю сентиментальность своей супруги.

– Кстати, было бы любопытно узнать, как тебе удалось все это организовать, – поинтересовался Акентьев-старший. – Я имею в виду фантасмагорию с водой.

– Секрет фирмы! – сказал Марков. – На самом деле я и сам не знаю деталей. Техническая сторона – не по моей части.

Марков должен был присутствовать на банкете в театре, но оставшееся до него время хотел провести с друзьями, хотя чувствовал себя чертовски усталым.

– Куда мы пойдем? – спросил он, глядя на них с любовью.

Рука Джейн коснулась его плеча.

– Где витает наш гений?! – поинтересовался Акентьев.

Он был похож на Евгения Невского. Но не на отца Сашки-Князя, который сейчас бродил где-то по сибирской тайге – было у старика странное для геолога на пенсии хобби – собирание народного фольклора, а на того Невского, с которым он там, на сцене… В последний раз… Он и не он.

– Да что с тобой, старик?

Марков обнял его за плечо.

– Все в порядке, что-то голова кружится. Возраст, видно! – сказал он.

И отвернулся на мгновение, глядя на Неву.

Собирались к Медному всаднику, отметить по традиции премьеру. Тем более что тема спектакля напрямую была связана с памятником.

– У нас здесь как раз был горячий спор по поводу смысла твоего спектакля! – сообщил Акентьев.

Кирилл улыбнулся, как обычно – немного снисходительно, но так, что это никого из присутствующих не задело.

– Смысл… – повторил он. – Это уж как вам самим показалось. А может, и нет никакого смысла. Как писал один из моих постоянных критиков: «Творчество Кирилла Маркова на самом деле представляет собой квинтэссенцию постмодернизма, где форма господствует над содержанием».

– Ты слишком злопамятен! – перебила его Джейн. – Ну какая разница, кто что написал! Вы не поверите, – обратилась она к присутствующим, – но он читает все, что пишут эти злосчастные критики, и не только читает, но и запоминает!

Одна черная машина с телохранителями все-таки ползла за ними на почтительном отдалении и остановилась, когда оба автомобиля – лимузин Евгения и «фольксваген» Джейн пришвартовались возле Всадника.

– Шампанское! – Джейн открыла багажник.

– Ящик, это по-королевски!

– По-княжески!

– По-гусарски!

Марков с Акентьевым оспорили честь вытащить ящик, однако победила Джейн. Не дожидаясь, когда они закончат пикироваться, она поставила шампанское на траву.

– Милая, ну зачем? – рассердился Кирилл. – Я, конечно, за женское равноправие, но не хочу, чтобы ты надорвалась!

– Сторонникам равноправия предстоит разобраться с бокалами, – сказала она. – Они там, в глубине где-то лежат.

– О, предусмотрительнейшая из женщин!

Режиссер уже откупоривал первую бутылку.

– Боюсь, сейчас нас здесь милиция заметет! – сказал он. – И это будет концом твоей политической карьеры, Женя, потому что политик твоего масштаба не имеет права хулиганить у исторических памятников. Вот, когда станешь президентом, тогда, пожалуйста…

– Тьфу, тьфу, чтобы не сглазить! Это, во-первых! – сказал Акентьев. – А во-вторых, у нас все сегодня схвачено, папа! Нужно же иногда пользоваться привилегированным положением!

– Осторожнее! – попросила Флора.

В следующее мгновение пробка с громким хлопком вылетела из горлышка и ударилась о щеку бронзового императора.

Дамы вскрикнули, провожая ее взглядом.

– Боже мой, какая неловкость! – Режиссер снял шляпу, извиняясь перед памятником.

– Вы видели?! – спросила вдруг серьезно Флора и прижала руки к сердцу.

Джейн закивала еще до того, как та объяснила, что имеет в виду.

– О чем вы?! – спросил режиссер.

– Мне тоже показалось, – признался со смущенным смешком Евгений. – Словно он нам подмигнул. Это все из-за света! А может…

Он не договорил, махнул рукой.

– Слышал ли кто-нибудь из вас любопытную теорию? – начал Акентьев-старший, когда шампанское было разлито по бокалам и первый тост – за основателя города был торжественно провозглашен. – Будто этот памятник напрямую связан с наводнениями!

– Это, позвольте, каким же образом?! – живо заинтересовался Князь.

– Все, все! – торопливо попросила Флоренция Невская и подмигнула Джейн. – Сегодня никаких теорий! Иначе они будут спорить до вечера!

Князь развел руками, показывая, что и рад бы поспорить, да видно не судьба.

Белоснежные облака плыли над Флоренцией, отражаясь в водах Арно. Бенвенуто Альдоджи давно перестал гадать, как когда-то в детстве, – куда они плывут. Мечты умирают, умирает воображение. Это не страшно, когда речь идет об обычном человеке. Но художник без воображения – и сам мертвец. Бенвенуто давно чувствовал, что утратил вдохновение, хоть и не желал признаваться себе в этом.