– Ника! – позвал он. – Где ты?!

Ники здесь не было. Вместо Ники из-за коллапсера вышла Ангелина Безбожная, темнокожая секретарша Александра Акентьева. Вадим сразу узнал ее – забыть Ангелину было просто невозможно, даже если видел ее всего лишь раз в жизни.

– Как… Как вы здесь оказались? – Он попытался взять себя в руки. – У вас нет права здесь находиться! Это секретный объект!

– Ну раз я здесь, значит, не такой уж и секретный! – парировала Ангелина.

И рассмеялась. Глядя на нее, стал смеяться и Вадим. «Истерика, – подумал он. – Нужно бежать, а бежать некуда, попал в мышеловку. Черная кошка и белая мышка…» Он услышал, как щелкнул замок в двери лаборатории. «Дверь сама себя заперла», – подумал он.

Ангелина протянула руку, в ее взгляде была угроза. Она больше ничего не говорила, но Вадим понял, что если он не снимет перстень, то лишится его вместе с пальцем. Оставалось только пятиться словно рак. И никакого оружия, кроме этого перстня. Шаг назад, еще один. Вадим уперся спиной в пульт с тумблерами, включающими коллапсер.

Иволгин так до сих пор и не сумел разобраться до конца с настройками аппарата. Документация по коллапсеру, если и существовала до сих пор, была похоронена где-то в недрах госбезопасности. И если бы не помощь извне, помощь Евгения и Серафимы, он вряд ли бы осмелился снова использовать его без тщательного изучения. Хватило первого запуска, после которого ему с трудом удалось избежать лишних вопросов, и то лишь благодаря своему высокому положению.

Но он уже знал, какой из тумблеров предназначен для запуска коллапсера. Стальная дверца сферы оставалась открытой. Иволгин, не раздумывая, включил коллапсер и, описав дугу, пробежал мимо Ангелины к аппарату. Вскочил в распахнутую дверцу, как влетают на ходу в вагон метро. Только тяжелая дверца закрывалась куда медленнее. Ангелина прыгнула вслед за ним, словно кошка. Вадим навалился на дверь со своей стороны, пытаясь ускорить ее движение. Ангелина почти протиснулась вслед. Вадим вздрогнул от ужаса. Безбожная зашипела, ее нога оказалась зажата в щели между дверью и сферой.

В воздухе запахло озоном, рядом с ними сверкнула молния. Коллапсер вздрогнул – его внутренняя поверхность озарились новыми вспышками. Иволгин отбежал к центру, заняв место между латунными контактами и не спуская глаз с Ангелины. Та сначала попыталась отодвинуть стальную дверь, но это оказалась невозможно.

Иволгин сжимал в руке перстень, ничего не происходило. Он понял, что должен настроиться. Должен подумать… Но для этого нужно было сосредоточиться, забыть обо всем. Забыть об Ангелине, которая извивалась рядом, пытаясь освободиться, и протягивала к нему руку.

Он вдруг с ужасом заметил, что эта рука стала удлиняться. Лицо Ангелины исказилось, словно от невыносимой боли, кожа стала расползаться, лопаться.

«Этого не может быть! – подумал Вадим. – Это мне только кажется!»

Он заставил себя закрыть глаза, не смотреть на то, что происходит с ней. Перстень на его руке вспыхнул, теперь он стал центром светящейся дуги. Домовой почувствовал вибрацию, потом почти сразу – что его засасывает водоворот. Он все-таки открыл глаза и успел увидеть, как что-то черное шмыгнуло к нему, оставив за собой ворох одежды и не только… «Она сбросила кожу, словно змея, – подумал Вадим. – Кожу и плоть. Интересно, что же она такое?!»

Он уже решил было, что спасся, но существо, бывшее недавно Ангелиной, сумело проскочить вслед за ним в пустоту межвременья. Это был аморфный сгусток, похожий на огромную амебу. Здесь действовали иные физические законы, и шансы у них были равные. Тварь не могла пока догнать его, она не могла двигаться быстрее, чем он. Иволгин знал, что она следует за ним, но не оборачивался, думая о Невском и надеясь, что тот откликнется, даст ему подсказку. Наконец он различил далеко впереди, словно сквозь мутное стекло, два силуэта – мужчины и женщины. Мужчина мерно, словно жнец, орудующий серпом, поднимал и опускал свой меч, отбиваясь от окруживших их врагов. Это были приземистые коротконогие карлики, вооруженные мечами и топориками, их крики напоминали кошачье мяуканье, на место убитых вставали новые. Им не было числа. Сталь звенела. Невский, а Вадим уже знал, что это он, отступал под их напором. «Свет, – понял он. – Нужен свет».

Достаточно было подумать об этом, чтобы пространство вокруг наполнилось солнечными лучами. Черное амебоподобное существо за его спиной вспыхнуло и рассыпалось в прах. Вадим шагнул через портал в пещеру, принеся с собой свет, который прогнал карликов. С жалобным визгом, стряхивая искры, бросая оружие, они отступили в темноту, растворились среди камней.

– Говорят, под солнечными лучами они и сами превращаются в камни. Но мне пока что ни разу не довелось видеть это! – Невский подошел к нему, за ним следовала все еще дрожащая Серафима. И по их лицам Вадим понял, что успел.

* * *

Владимир Акентьев собирался на премьеру без всякого энтузиазма. Творчество Кирилла Маркова, все эти эксперименты со звуком и пластикой, были ему не очень-то по душе. Старую собаку не выучишь новым фокусам. Однако приходится притворяться, чтобы не прослыть ретроградом. Кроме того, визит предоставлял редкий случай увидеть собственного сына. Режиссер давно перестал понимать Александра.

И еще было кое-что. За последние годы сын ни разу не проявил интереса к театральной деятельности Акентьева-старшего, зато Марков получил в подарок новое здание театра сразу по возвращении на родину.

«Черт знает что такое! – Он в сотый раз провел рукой по щекам. – Ревность?! Да, конечно. Кому приятно осознавать, что все твои усилия и в грош не ставят. А ведь придется все-таки пойти, напомнить о себе. Может быть, даже удастся сказать что-нибудь хвалебное в телекамеру».

Он сел на стул в прихожей и обхватил голову руками. Чувствовал себя почему-то бесконечно усталым. Жена подошла к нему.

– Ты уверена, что не желаешь пойти со мной?

Она покачала головой. Последнее время она чувствовала себя все хуже – суставы совсем замучили. Пришлось забыть о длительных прогулках, о театрах и музеях, куда до недавнего времени Акентьевы ходили вдвоем.

– Бедная ты моя, – сказал он тихо и взял ее руку.

– Прекрати! – сказала она. – Не нужно драматизировать. По крайней мере мне не придется слушать твое ворчание по пути назад.

Режиссер усмехнулся и уже в дверях крепко поцеловал ее. Потом вдруг обнял крепко.

– Да что ты, Володя? – Она посмотрела ему в глаза. – Может, лучше останешься? Ты что-то совсем разволновался. Для сердца вредно.

– Сердце, тебе не хочется покоя… Нет, я должен пойти! – сказал он и попытался за улыбкой скрыть беспокойство.

Было на сердце какое-то странное предчувствие.

Привычно нащупал в кармане ключи, потом вспомнил, что машина уже два дня в ремонтной мастерской. Выбрался на улицу – они, как и прежде, жили на Рубинштейна, и остановил первую попавшуюся машину. Торговаться не стал.

– Погодка нынче! – сказал водитель, но, видя, что пассажир погружен в какие-то свои мысли, больше ничего не сказал.