Сальвато тоже понял всю значительность этого факта и отправился его проверить.

Два часа спустя у него не оставалось ни малейших сомнений: русские соединились с войском Руффо, а с минуты на минуту то же самое сделают и турки.

К вечеру слухи об этом пошли уже по всему городу.

Во дворце Ангри Сальвато ожидали еще более тревожные вести. Этторе Карафа, герой Андрии и Трани, был окружен в Пескаре войсками Пронио и не мог прийти на помощь Неаполю, а ведь на него надеялись как на одного из самых отважных защитников города.

Бассетти, которого перед отплытием из Неаполя Макдональд назначил главнокомандующим регулярными войсками, был разбит отрядами Фра Дьяволо и Маммоне и вернулся в город раненым.

Скипани не выдержал атаки на берегах Сарно, бежал до самого Торре дель Греко и с сотней соратников укрепился в малом форте Гранателло.

Наконец, военный министр Мантонне — сам Мантонне, выступивший против Руффо и рассчитывавший на соединение с Этторе Карафой; Мантонне, лишенный помощи этого отважного военачальника, окруженный враждебным населением, которое было взбудоражено примером Кастеллуччо и вот-вот готово было возмутиться, — не смог войти в соприкосновение с армией кардинала и, не дойдя до Бари, вынужден был отступить.

Прочитав эти зловещие донесения, Сальвато на минуту задумался; но вдруг, казалось приняв решение, он стремительно выбежал на улицу, прыгнул в кабриолет и велел везти себя к Дому-под-пальмой.

Пренебрегая на сей раз осторожностью, он не стал проходить к Луизе через особняк герцогини Фуско, а направился прямо к маленькой садовой калитке, той самой, что, на его счастье, оказалась незапертой в ночь с 22 на 23 сентября, и позвонил.

На звонок вышла Джованнина и, увидев молодого человека, невольно вскрикнула от удивления: он никогда не пользовался этим входом.

Сальвато вовсе не озаботило ни ее удивление, ни ее восклицание.

— Дома ли твоя госпожа? — спросил он.

Она молчала, зачарованная его взглядом, и тогда он тихонько отстранил ее и шагнул на крыльцо, даже не почувствовав, что девушка схватила его за руку и страстно сжала в своей; впрочем, он мог приписать это страху перед неизвестностью, охватившему в эти часы самые стойкие души, и уж тем более естественному у Джованнины.

Луиза находилась в той же комнате, где ее оставил Сальвато. Заслышав его шаги не с той стороны, с какой она ожидала, молодая женщина в удивлении вскочила с кресла, бросилась отворять дверь и оказалась лицом к лицу с возлюбленным.

Сальвато молча взял ее за руки и несколько мгновений с невыразимо нежной и печальной улыбкой глядел ей в глаза.

— Все пропало! — сказал он. — Через неделю кардинал Руффо со своими людьми подойдет к стенам Неаполя, и тогда будет слишком поздно принимать решение. Значит, надо принимать его сию минуту.

Луиза, со своей стороны, с недоумением, но без всякого страха глядела на него.

— Говори, я слушаю, — промолвила она.

— При сложившихся обстоятельствах для нас есть три пути, — продолжал Сальвато.

— Какие?

— Первый — это сесть верхом, вместе с сотней моих храбрых калабрийцев сокрушить по дороге все препятствия и добраться до Капуа. Там все еще держится французский гарнизон. Я доверю тебя чести его коменданта, кто бы он ни был, и, в случае если Капуа капитулирует, он включит твое имя в договор о капитуляции, и ты будешь спасена, поскольку окажешься под защитой договора.

— А ты? Ты останешься в Капуа? — спросила Луиза.

— Нет, Луиза, я вернусь сюда, потому что мое место здесь. Но как только я исполню свой долг, тут же присоединюсь к тебе.

— А второй? — произнесла Луиза.

— Взять лодку старого Бассо Томео, который вместе с тремя своими сыновьями будет ждать тебя возле гробницы Сципиона, и, воспользовавшись снятием блокады, доплыть вдоль побережья от Террачины до Остии. А из Остии вверх по Тибру подняться в Рим.

— А ты поедешь со мною? — спросила Луиза.

— Это невозможно.

— А третий?

— Остаться здесь, как можно лучше организовать оборону и ждать дальнейших событий.

— Каких событий?

— Последствий взятия города приступом и мести трусливого, а потому и беспощадного короля.

— Значит, мы или спасемся, или вместе умрем?

— Вероятно.

— Тогда останемся.

— Это твое последнее слово, Луиза?

— Последнее, друг мой.

— Подумай до вечера. Вечером я приду.

— Приходи. Но вечером я скажу тебе то же самое, что говорю теперь: если ты остаешься, останемся оба.

Сальвато взглянул на часы.

— Уже три часа, — сказал он. — Нельзя терять ни минуты.

— Ты меня покидаешь?

— Я поднимусь в форт Сант'Эльмо.

— Но ведь фортом Сант'Эльмо тоже командует француз. Почему ты не отправишь меня под его покровительство?

— Потому что я видел его однажды, правда, мельком, и он показался мне негодяем.

— Негодяй иногда делает за деньги то, что благородные люди делают из самоотверженности.

Сальвато усмехнулся:

— Именно это я и попытаюсь устроить.

— Попытайся, друг мой; что бы ты ни предпринял, все будет хорошо, лишь бы ты остался со мною.

В последний раз поцеловав Луизу, Сальвато вышел на тропинку, тянувшуюся вдоль подножия горы, и исчез из виду за монастырем святого Мартина.

Полковник Межан, который с высоты крепости, словно хищная птица, обозревал город и его окрестности, увидел Сальвато и узнал его. Ему было известно, что молодой человек славится своей открытой и честной душой, полной противоположностью его собственной натуре. Быть может, полковник и ненавидел Сальвато, но не мог его не уважать.

Он поспешно прошел в свой кабинет и опустил занавеси: люди такого рода не любят яркого дневного света; затем он сел спиной к окну так, чтобы в полумраке нельзя было разглядеть выражение его бегающих и моргающих глаз.

Едва он успел принять эти предосторожности, как ему доложили, что его желает видеть бригадный генерал Сальвато Пальмиери.

— Просите, — сказал полковник Межан. Сальвато ввели в комнату и затворили за ним дверь.

Разговор длился около часа.

Сальвато вышел из кабинета, опустив голову, взгляд его был мрачен.

Он спустился по склону, ведущему от монастыря святого Мартина к Инфраскате, нанял кабриолет, который попался ему на спуске Студи, и велел везти себя к королевскому дворцу, где заседала Директория.