Наконец все солдаты разошлись спать, за исключением часовых. У каждого костра осталось по два караульных, в дополнение к тем двум, что сторожили центр лагеря.

— Удивительно, что в собственной стране солдаты принимают такие меры предосторожности, — прошептала Элина Эйриху.

— В делах государственной важности предосторожности лишними не бывают,

— тихо ответил тот. — Тем паче что эти горы еще более опасны, чем луситские леса или тагратская пустыня. Хурданистан как единое государство существует где-то полтораста лет, прежде это просто был конгломерат племен, часто враждебных друг другу. Северные области заселены в основном достаточно мирными народностями, вроде наших знакомых — и то, как вы видели, особой верностью верховной власти они не отличаются; на юге же немало племен диких и свирепых, испокон века — точнее, со времен падения власти магов — промышлявших разбоем. Теперь их старейшины формально присягнули шаху Хурданистана, но верить слову подобной публики можно только стоя к ним лицом с оружием в обеих руках. Правда, пока что наш маршрут проходит по северным областям, но их командир прав, что не расслабляется.

— Но вы знаете, как нам вчетвером снять восьмерых часовых, из которых все могут видеть друг друга?

— Да. Кстати, тем двоим, что в центре, остальных почти не видно — только в просветы между палатками, а они, при таком взаимном расположении, недостаточно широки. Но вообще как раз эти ребята потребуют самой ювелирной работы… Ладно, подождем, пока окончательно стемнеет.

Светила благоприятствовали операции: стемнело, но луна еще не взошла. Эйрих отдал какие-то распоряжения горцам, и те, кивнув, поползли в темноту

— Шамхас в одну сторону, Ханды в другую. Меж тем быстро холодало; Элина уже ежилась, лежа на холодной земле. Часовым внизу, как видно, тоже было не жарко — сперва в один, потом в другой костер подбросили веток, и пламя поднялось выше, выстреливая в небо снопы искр. Караульные в центре, в свой черед, уже не стояли как истуканы, а по очереди прохаживались вокруг охраняемых палаток. Эйрих тем временем облачился в свой черный маскировочный костюм, а затем вытянул из колчана стрелу с черным оперением, а из котомки достал маленький мешочек и привязал его сразу за наконечником.

— Что вы делаете? — не хватило, наконец, терпения у Элины.

— Здесь кое-какие травки, которые мы собрали вместе со знахарем. Из тех, что люди несведущие называют дурман-травой. После того, как это попадет в костер, сидящие рядом быстро отключатся.

— Вы хотите стрелять в костер? А они не заметят?

— Они же смотрят не на пламя, а в окружающую ночь. А стрела прилетит сверху.

— А звук?

— Пламя потрескивает, подумают, что просто прогорела ветка. Если и оглянутся — вряд ли распознают среди веток стрелу. И потом… по части звука нас сейчас прикроют.

Последнее произошло даже раньше, чем он успел закончить фразу. Откуда-то слева, не слишком далеко, но и не совсем близко, донесся поскуливающий вой шакала. Справа ему ответил еще один.

— Шамхас и Ханды? — догадалась графиня.

— Они. О, а это уже настоящий, — к двум голосам присоединился третий, доносившийся совсем издали. — Очень кстати, — констатировал довольный Эйрих.

То, что звучало музыкой для его ушей, вряд ли было таковой для часовых, однако смутить их тоже не могло. Они провели в горах практически всю жизнь, и к вою шакалов им было не привыкать. Эйрих все же выждал некоторое время, дабы, если ночной концерт и вызвал настороженность, она успела улечься, а затем, тщательно прицелившись, пустил стрелу по навесной трактории. Было видно, как взметнулось над пламенем левого костра маленькое облачко искр. Часовые не прореагировали. Один из них вполголоса что-то рассказывал другому, не забывая, впрочем, вглядываться в едва рассеиваемый костром мрак.

Эйрих еще немного подождал, отполз вправо и выстрелил во второй костер. На сей раз один из тамошних часовых обернулся, но, как и предсказывал Эйрих, не заметил стрелы в гуще пламени. Оставался третий костер, но он находился слишком далеко.

— Подождем минут двадцать, — шепнул Эйрих Элине. Он подполз так неслышно, что графиня вздрогнула от неожиданности. — Потом я подберусь поближе и покончу с третьим постом. Когда я дам вам знак, ползите вниз. Только осторожно, не забывайте, что часовые в центре могут заметить вас на склоне.

Постепенно стало заметно, что дурман-трава действует. Ни один из караульных не повалился на землю — нет, то были опытные солдаты, умеющие спать в любом положении — однако плечи их опустились, руки бессильно упали, головы склонились на грудь. Элина видела это, потому что рассчитывала увидеть; часовые же на третьем посту, хотя и бросали иногда дежурный взгляд в сторону своих товарищей, ничего не замечали в колеблющемся свете костров. Эйрих подождал еще немного, чтобы самому не попасть под действие дурман-травы, и беззвучно пополз вниз. Графине не слишком хорошо было видно далекий третий костер, и она не заметила не только момент выстрела, но и характерного изменения поз третьей пары часовых. Она всматривалась и всматривалась в этот костер, пока не заслезились глаза, и лишь тогда, смахнув слезу, заметила, что от ближайшего костра Эйрих, скрытый палатками от солдат в центре, уже давно подает ей знаки горящей головней. Она ужом заскользила в траве, покрывавшей склон, время от времени замирая и глядя на центральных часовых.

Эйрих перехватил ее по пути, не позволяя попасть в освещенное огнем пространство; низко пригибаясь, они перебежали на середину прямой, соединявшей два костра, и оказались перед двумя палатками.

— Ждите здесь, — шепнул Эйрих, вручая Элине свой лук. — Если поднимется переполох — бегите в темноту.

— А вы?

— Я выберусь. Когда я говорю «бегите», мною движет не альтруизм, а нежелание в суматохе и темноте угодить под ваш меч — или наоборот. Но переполоха быть не должно, постараюсь сработать чисто.

В его руке тускло блеснул нож. Медленно и осторожно Эйрих прорезал ткань левой палатки — по вертикали, затем, придерживая угол, по горизонтали на уровне земли и снова по вертикали — и не вполз, не скользнул, а словно втянулся внутрь — сперва менее чем до пояса. Шакалы все еще выли — теперь их было, должно быть, пять или шесть — но Элина различила и сонное посвистывание, доносившееся из палатки. Затем оно вдруг оборвалось, и Эйрих продвинулся дальше, чтобы вновь замереть на короткое время. Потом снаружи остались лишь его сапоги, и изнутри донесся короткий всхлип. Затем и сапоги втянулись в лаз и послышался едва различимый звук ножа, режущего следующую стенку. Минут пять Элина не слышала ничего, кроме далекого звериного воя, а затем лаз снова открылся, и оттуда показалась голова Эйриха в его черной маске-шапке. В нос графине ударил тяжелый запах крови.

— Берите лук и двигайте за мной. Не беспокойтесь, они все мертвы, я проверил.

Эйрих проложил свой смертоносный путь через две палатки. Элина вынуждена была последовать за ним, с содроганием перебираясь на четвереньках через мертвые тела и чувствуя, как ладони скользят по еще теплой, липкой крови.