– У него были рыжие волосы и африканское украшение на шее. Я видел его фотографию, я видел именно его. Я просто знаю.

Тильда вздернула одну руку ко рту, а второй машинально замахала на уровне талии.

– Ты сказал «были»?

Вот и настал решающий момент.

– Мне очень жаль говорить это, Тильда, но он мертв.

Марко ожидал, что она рухнет на землю с жалобным криком или сожмет губы и обрушит на него свою печаль ударами кулаков, но она отреагировала совсем не так.

Вместо этого девушка как будто замкнулась в себе. Словно что-то погасло в ней. Искра, прежде зажигавшая желание смотреть в будущее, огонь, питавший все мечты, отнятые у нее последними годами без Вильяма. Все закончилось в один-единственный миг, и руки ее безвольно повисли, голова поникла.

Так, наверное, стоят люди, приговоренные к смертной казни, перед восхождением на эшафот. Ни слез, ни бунта, ни криков о помощи, ни гнева. Просто отдавшись на милость судьбы как она есть.

– Ты уверен? – тихо переспросила она.

– Да.

Тильда потихоньку начала всхлипывать.

– Ты можешь немного поддержать меня? – попросила она.

И Марко подставил ей плечо, пока она плакала, и рассказал ей обо всем, что так долго его терзало. Дойдя до того момента, когда его собственный отец помогал убивать ее отчима, он и сам заплакал. Но, вместо того чтобы оттолкнуть его прочь и плюнуть ему в лицо, она прижалась к нему еще теснее, так что он ощутил ее дыхание на своей щеке и почувствовал глухие и частые удары ее сердца.

– Я так и знала, – сказала Тильда, не переставая плакать. – Я знала, что он мертв. Вильям ни за что не бросил бы нас, и поэтому я знала.

– Тильда, я готова ехать! – крикнула женщина из дома, скрытого за деревьями.

Девушка отстранилась от Марко, вытерла глаза руками и ответила, что постоит внизу.

– Я останусь здесь! – крикнула она, шагнув вперед. – Хорошо?

– Ладно. Тогда побудь в доме, пока я не вернусь. Я привезу что-нибудь поесть. Что бы ты хотела?

Тильда еще вся дрожала, заметил Марко сквозь ветви кустарника, но уже контролировала свой голос.

– Мне все равно! – прокричала она в ответ.

Они помахали друг другу, и, как только машина уехала, Тильда вернулась к Марко.

– Мы забираем из дома все наши вещи. Несколько дней назад к нам приезжали полицейские, и теперь мама не хочет, чтобы тут еще что-то оставалось.

– Почему?

– Они наговорили много всего про Вильяма, отчего она очень опечалилась. Да и про тебя тоже.

– Про меня? И что же?

– Неважно. Все равно это неправда. А еще они сказали, что он, возможно, воспользовался деньгами, которые ему не принадлежали. Мы совсем ничего не понимаем. Нам кажется, что у него не могло быть от нас никаких тайн. Ты бы тоже так считал, если б знал его и бывал в нашей семье. В нашем доме не было места для тайн.

– Я бывал в этом доме.

Лицо ее потемнело, когда он рассказывал о том, как не раз прятался в их жилище, о собственном любопытстве, о своей предполагаемой связи с произошедшим. О том, как он спрятался в сейфе и как удивился, обнаружив в нем некий код.

– Мне совсем не нравится, что ты пробирался сюда. И я не знаю, следует ли мне вообще сейчас вот так стоять и разговаривать с тобой. В эту минуту мне кажется это неправильным.

Марко кивнул, но промолчал. Что он мог сказать? Он ее прекрасно понимал.

– Ты будешь молчать?

– Тебе совсем не обязательно со мной разговаривать. Я пришел только для того, чтобы рассказать тебе правду. А ты теперь можешь передать все полиции. Выложи все полицейскому по имени Карл Мёрк. Он тоже тут побывал.

Тильда, казалось, удивилась.

– Я хорошо знаю его. Именно он рассказал нам о тебе.

Марко повернулся к девушке. Значит, между ними установился контакт. Прекрасно.

– А что там был за код в сейфе, о котором ты упомянул? Покажешь мне? – спросила она.

* * *

Какое-то время она лежала на спине на полу, глядя на верхнюю часть сейфа. A4C4C6F67. Девушка пару раз проговорила код, пока не запомнила комбинацию наизусть. Затем поднялась с пола и задумчиво повернулась к Марко.

– Да ведь это шахматные ходы, – нахмурившись, высказала она свою догадку. – С A-четыре на C-четыре, затем на C-шесть, на F-шесть и, наконец, на F-семь. Но при чем тут шахматы? Тут нет никакого смысла… – Она покачала головой. – Мы с Вильямом часто играли, однако данные ходы ни к чему не приведут, это я тебе точно говорю.

– Я никогда не играл в шахматы. Что это такое? Например, C-шесть?

– Клетка на шахматном поле. Если ты представишь себе шахматную доску, она поделена на шестьдесят четыре клетки. Восемь рядов по горизонтали, восемь по вертикали. Каждая клетка имеет свое обозначение, начиная с нижнего левого угла. Так, по горизонтали слева направо ряды обозначены буквами – А, В, С и так далее, а снизу вверх цифрами – один, два, три… и до восьмерки.

Марко попытался представить себе.

– Значит, С-шесть – третья слева и шестая снизу клетка?

– Ну да, можно и так сказать. Однако в совокупности эти ходы не имеют смысла.

– Но и обнаружены они в сейфе; значит, дело не в игре. Возможно, они указывают на что-то…

– Может, на шахматную доску?

– Шахматную доску?

– Ну да, или нечто на нее похожее. Что-то в клетку и с шестьюдесятью четырьмя полями.

Мгновение они смотрели друг на друга, и тут обоим пришла в голову одна и та же идея.

– Сколькими плитками выложена терраса? – спросил Марко.

Тильда схватила его за руку и потащила на террасу.

Было еще тепло, несмотря на то что приближался конец дня, но девушка дрожала, пока они считали плитки.

– Ты права, восемь рядов по горизонтали, восемь по вертикали, – заметил Марко, пытаясь поспеть за Тильдой.

– Я могу воспользоваться вот этим, – придумала она, поднимая с клумбы и демонстрируя Марко белый камень.

Затем Тильда принялась считать плитки вытянутым указательным пальцем и, всякий раз добираясь до нужной плитки, писала на ней соответствующее обозначение. A4, C4, C6, F6 и F7. Всего пять штук.

– Давай, – приказала она, показывая на A4.

Марко огляделся.

– Вон там, – с этими словами девушка указала на лопату, прислоненную к велосипедному навесу.

Он воткнул лезвие лопаты в щель между плитками и поддел плитку под названием A4.

Под ней оказались какие-то насекомые и песок, больше ничего.

– Воткни лопату в песок и копай, – настаивала Тильда.