Через несколько минут, поцеловав ее в последний раз, мужчина помог ей привести себя в порядок и прошептал:

— Я спущусь первым, чтобы придерживать лестницу, когда вы будете спускаться. Сегодня, к сожалению, немного ветрено. Как вы думаете, справитесь?

Снова испугавшись, Цецилия кивнула головой. Спаситель начал спускаться, и она с восторгом наблюдала, с какой ловкостью он это делает. Потом она почувствовала, как веревки натянулись — это означало, что пришло время испытать свою храбрость. Как и ее избавитель, Цецилия перелезла через подоконник и коснулась ногами первой перекладины лестницы. Вверив свою душу Богу, она начала спуск. Он оказался более легким, чем она думала, но она так боялась, что готова была лишиться чувств, и, как только ее ступни коснулись твердой земли, Цецилии пришлось уцепиться за этого странного храбреца.

— Вы знаете, как добраться до госпожи фон Кенигсмарк? — спросил он.

— Да, но вы? Что вы теперь будете делать?

— Я? Я поднимусь наверх, отвяжу лестницу, оставлю окно вашей комнаты открытым и преспокойно лягу спать!

Он проводил ее до угла улицы и стремительно исчез, посоветовав ей поступить таким же образом, хотя совет не имел особого смысла: Цецилия была до того напугана, что буквально понеслась к госпоже фон Кенигсмарк. По пути ей никто не встретился, благо Дрезден — город немаленький. Самым сложным оказалось попасть в такой поздний час в дом. Но в конечном счете ей это удалось, и все ее злоключения закончились в объятиях Авроры, встретившей ее в домашнем платье. Цецилия тут же разревелась. Понимая, что произошло нечто ужасное, Аврора усадила ее в кресло и терпеливо стала ждать, когда пройдет истерика, ласково поглаживая свою протеже по голове. Она распорядилась, чтобы гостье принесли горячего шоколада — казалось, что она дрожит от холода, и потом мягко спросила: что же такое ужасное произошло, что повергло Цецилию в шоковое состояние?

Отогревшись и успокоившись, та выложила всю правду, включая и обстоятельства побега. Закончила она свое повествование просьбой — никогда больше не посылать ее к таким опасным женщинам.

Аврора заверила ее, что подобного больше не произойдет, и пообещала отправить ее завтра же в Кведлинбург. Произошедшее вызывало у нее сильную тревогу и опасения — раз Иоганна-Виктория решила устранить их обоих, ее и Морица, она просто обязана предпринять какие-то ответные действия. И не ради самой себя (хоть и самой умирать таким глупым образом ей не хотелось), но прежде всего ради сына. Теперь, раз уж он так хочет уехать во Францию, она не будет эгоистично удерживать его, а наоборот, всеми силами ускорит его отъезд. Однако ночные происшествия — еще не конец сюрпризам, подготовленным ее снохой...

Утром графиня Саксонская вихрем вторглась к Авроре, пылая от ярости, и посоветовала госпоже фон Кенигсмарк как можно скорее избавиться от Цецилии, этой гадюки, этой интриганки, которая заботится только о собственном благосостоянии, разрушая при этом жизни других людей. Она сама вы-

ставила ее вон ночью и настоятельно рекомендует своей свекрови поступить точно так же.

— Эта женщина — самая настоящая чума, и она не сможет найти приют ни в одном уважающем себя доме! Отправьте ее обратно в ту дыру, из которой она явилась!

— Уже отправила, — холодно отозвалась Аврора. — С той только разницей, что Цецилия Розенакер из уважаемой семьи. И я буду вам крайне признательна, если об этом никто не узнает. Распространение этой информации не пойдет на пользу никому... Особенно вам.

— Интересно, почему же?

— Подумайте, дорогая, подумайте немного. Лично я никак не могу взять в толк, с чего бы Цецилия, эта бесхитростная девочка, вдруг захотела убить вашего мужа, который едва ли ее замечал, а потом и меня, хоть я ничего плохого ей не сделала. Зато вот вы...

— Ну, знаете, это уж слишком! Вы обвиняете меня, тогда как...

— Я вас не обвиняю, нет. Я лишь обрисовала вам в общих чертах то, что могут подумать, если вы будете слишком много болтать. Знаете, люди — такие злые существа...

На этом Иоганна покинула дом. Как только она вышла за дверь, Аврора отправила Готтлиба за Морицем, приняла меры, чтобы Цецилию доставили в монастырь, а сама села за свой рабочий стол и написала королю:

«Последние события, едва не стоившие мне жизни, о которых я расскажу Вашему Величеству позднее, вынудили меня изменить свой взгляд на желание графа Саксонского отправиться во Францию, и я беру на себя смелость молить вас отпустить его...»

* * *

Едва письмо было доставлено в замок-резиденцию, как на пороге дома появились Готтлиб и Мориц. В нескольких словах Аврора изложила ему суть произошедшего ночью и утром и заявила, что требует его незамедлительного отъезда в Париж. Само собой, сын тут же начал сопротивляться:

— Вы хотите, чтобы я бежал от этой ненормальной, которая желает меня отравить? Чтобы после этого все вокруг надо мной смеялись? Даже не думайте об этом! Я лучше разберусь с этой мегерой сам, и так, как она того заслуживает! Я заставлю ее подписать письменное признание и благодаря ему смогу получить у Церковного совета развод!

— Она никогда ни в чем не признается. А если вы еще и будете на нее давить и грубо с ней обращаться, сделаете только хуже.

— У нас же есть мадемуазель Розенакер! Она свидетель.

— Она напугана до смерти! И когда придет время говорить перед лицом Совета, она не сможет выдавить из себя ни единого слова! К тому же я уже отправила ее обратно в Кведлинбург. И — попросила у Его Величества отпустить вас.

— И он согласится?

— Я полностью в этом уверена. Флеминг не может ухватиться за этот шанс — отправить вас на другой конец Европы, надеясь, что вы не вернетесь. К тому же, — добавила она с ноткой грусти в голосе, — ваш отец прекрасно знает, что я изначально была против этой затеи, поскольку боялась, что вам слишком понравится жизнь во Франции.

— Но не настолько, чтобы я никогда не вернулся к вам, — смущенно ответил Мориц, обнимая мать. — Вы же знаете, как сильно я вас люблю! И я никогда бы не оставил вас одну с этой гадюкой, на которой меня заставили жениться!

— Как только вы уедете, не будет никакого повода волноваться о ней. К тому же ее поведение только сыграет нам на руку и позволит добиться развода.